Основные вехи социологии XIX века
ОСНОВНЫЕ ВЕХИ
СОЦИОЛОГИИ XIX ВЕКА
Как самостоятельная отрасль научного знания социология возникает в середине Х1Х века. Разумеется, общество и социальные процессы были предметом изучения на протяжении всей истории человечества, — здесь достаточно вспомнить имена таких выдающихся социальных мыслителей, как Платон, Аристотель, Дж. Локк, Т. Гоббс, А. Сен-Симон. Однако большинство социальных теорий развивалось в рамках философии.
Лишь в середине Х1Х века под влиянием дифференциации наук, успехов естествознания, а также потребности в реалистическом анализе и оценке социальной действительности, настоящего и будущего общества возникает новая наука — социология. Её рождение и оформление в качестве новой и самостоятельной отрасли научного знания связано с именем О. Конта.
1. Огюст Конт
О. Конт родился во Франции, в 1789 году. Он получил естественнонаучное образование в Парижской политехнической школе, потом работал домашним учителем математики, экзаменатором и репетитором. С 1817 по 1824 годы был секретарем у выдающегося социального мыслителя Анри Сен-Симона. Однако расхождение в идеологических ориентациях этих неординарных людей в конце концов привело к разрыву их отношений.
Как подчеркивают историки социологии, обстоятельства личной жизни и деятельности О. Конта после его ухода от А. Сен-Симона были крайне неблагоприятными — «отец» социологии не имел постоянной работы, нуждался и бедствовал. Однако его силы поддерживала убежденность в своей пророческой миссии, понимание своего труда по созданию новой науки как великого общественного долга.
О. Конт был чрезвычайно плодовит. После себя он оставил много работ, среди которых надо выделить шеститомный «Курс позитивной философии», четырехтомную «Систему позитивной политики», в которых изложены основные социологические идеи Конта.
По замыслу О. Конта, социология должна быть позитивной наукой. Именно позитивный характер новой отрасли научного знания отличает её от традиционной философии, в противовес которой О. Конт конструирует социологию.
Согласно О. Конту, слово «позитивный» имеет несколько значений 1) реальное в противоположность химерическому; 2) полезное в противоположность бесполезному; 3) достоверное в противоположность сомнительному; 4) точное в противоположность отрицательному.
Как положительная наука социология должна стремиться добыть эмпирически достоверное, точное и определенное знание, на основе которого можно предвидеть будущее. Особо надо подчеркнуть, что, с точки зрения О. Конта, своеобразным образцом, на который должна ориентироваться социология, является естествознание. Социология должна быть выстроена по той же модели, что и физика, математика, она должна использовать общенаучные методы, приносить столь же достоверные результаты, а, в конечном счете, встать в один ряд с этими естественными науками. Недаром О. Конт часто называл позитивную науку об обществе «социальной физикой», а разделы его социологической доктрины назывались «социальной статикой» и «социальной динамикой».
Ориентация на достоверное знание предполагает отказ от метафизических, ненаучных вопросов, которыми, по мнению Конта, занималась традиционная философия. К таким вопросам относятся все те, ответы на которые нельзя подтвердить или опровергнуть, опираясь на факты и апеллируя к эмпирической действительности. Это, конечно же, вопросы о сущности явлений и их причинах. Подлинная наука, по Конту, «выносит за скобки» подобные вопросы, она не объясняет, а лишь описывает явления и отвечает не на вопрос «почему», а на вопрос «как». Ее задача заключается не в создании «социальных утопий», — неких нормативных теорий общества и его развития, а в открытии постоянных, повторяющихся связей между социальными явлениями, т.е. общественных законов.
Рассуждения О. Конта о предмете социологии и круге ее проблем носят несколько абстрактный характер, а область социологических исследований очерчивается Контом весьма широко и неопределенно. Однако он вполне однозначно подчеркивал, что основной и первоначальной действительностью, из которой должен исходить исследователь, является общество, взятое в его единстве и целостности. Конт понимал под этим органическое единство всего человечества или какой-то его большой части, связанной «всеобщим согласием». Это единство характеризуется гармоничным функционированием его элементов.
Отталкиваясь от этой идеи, О. Конт подчеркивал, что все явления социолог должен рассматривать не изолировано друг от друга, а в их взаимосвязи и в рамках больших целостностей, в которые они входят. Считается, что О. Конт заложил основы той методологии, которая сейчас называется системным анализом, а также основы функционализма.
Существенной частью контовской социологии является разработка методов, применяемых в исследовании общества. Особый акцент он делает на наблюдении, а также на экспериментальном, сравнительном и историческом методах.
Наблюдение — основной и главный метод социологии. Именно он должен поставить социологию в ранг науки, лишить социальную проблематику метафизической спекулятивности, придать материалу, которым оперирует социолог, характер объективности и общезначимости. Однако наблюдение и основанное на нем накопление эмпирического материала могут совершаться только под руководством теории, иначе социолог не добьется ничего, кроме нагромождения массы изолированных и случайных фактов, которые сами по себе ни о чем не говорят. Отсутствие же позитивной теории, опираясь на которую можно было бы собирать и обобщать факты, составляет, по мнению О. Конта, главную трудность социологии.
Второй по значимости метод — эксперимент. Причем Конт выделяет две разновидности социального эксперимента непосредственный и косвенный. Непосредственный эксперимент – тот, который протекает в рамках условий, специально созданных исследователем. Косвенный эксперимент – исследование патологических отклонений в обществе, которые вызваны общественными потрясениями, кризисами, переворотами и т.п. Здесь О. Конт использует «медицинскую модель», проводя аналогию между общественными аномалиями, «социальным злом» и болезнями человеческого организма. По мнению Конта, «социальные болезни» ярко выявляют основные законы общественного развития, поскольку болезнь позволяет лучше распознать норму.
Сравнительный метод – это приемы сопоставления различных социальных явлений с целью обнаружения сходства и различия между ними и установления общих законов, которым подчинено их развитие и функционирование. Речь идет, например, о сравнении культур народов, живущих одновременно в разных частях земного шара. Для науки могут быть полезны, по Конту, сравнения сообществ животных с человеческими обществами.
Наиболее соответствующим природе социальных явлений, специфическим методом социологии О. Конт считал исторический метод – метод «исторического сравнения различных последовательных состояний человечества». Только сопоставляя целую серию социальных явлений, взятых в их последовательности, ученый может заметить возрастание какой-либо физической, интеллектуальной, моральной или политической черты или тенденции и соответствующее ослабление противоположной тенденции и на этом основании научно предсказать окончательный результат, «если только он полностью соответствует системе общих законов развития человека».
Социологию О. Конт разделил на два больших раздела — социальную статику и социальную динамику. Критерий разделения — вычленение законов функционирования и законов развития общества.
По сути дела социальная статика — это теория общественного порядка, гармонии и организации. Общество рассматривается с точки зрения его единства, органической целостности, взаимосвязи между элементами. В результате оно предстаёт в виде упорядоченного организма, где каждый элемент (компонент) выполняет предназначенную ему роль, где господствует необходимость и целесообразность. Моменты изменчивости и отклонения от гармонии, случайности как бы выносятся за скобки.
Целью такого исследования является выяснение принципов, определяющих структуру общества, условий его гармоничного существования. Общество, согласно Конту, представляет собой надындивидуальную реальность, подчиненную особым законам; индивид же вместе со своей деятельностью определяется и детерминируется ею, а не наоборот.
В рамках социальной статики О. Конт рассматривает важнейшие социальные институты, сохраняющиеся при всех исторических условиях семью, государство, религию, выясняет их роль и общественные функции, вклад в дело социальной интеграции. Показателен с этой точки зрения анализ Контом семьи, в котором социолог демонстрирует конкретизацию и использование своего подхода. Семью он представляет в качестве нравственно-эмоционального союза, основанного на привязанности и взаимной симпатии. Согласно Конту, семья выступает «либо как спонтанный источник нашего морального воспитания, либо как естественная база нашей политической организации. В своём первом аспекте каждая современная семья подготавливает общество будущего; в своем втором аспекте каждая новая семья продлевает жизнь настоящего общества» [42, с. 30].
Семья, с точки зрения О. Конта, посредник между индивидом и родом. Её задача — воспитывать молодое поколение в духе альтруизма, преодолевая его врождённый эгоизм. Она — хранитель и передатчик традиций и опыта поколений, в ней индивид социализируется, приобретает качества, необходимые для успешного служения человечеству, научается «жить для других». Добрые отношения между поколениями поддерживают общественное равновесие, баланс между традициями и новаторством, носителями которых является старшее и молодое поколения.
Показательно, что отношения между мужчиной и женщиной в семье, их роли и функции О. Конт рассматривает вполне в патриархальном духе. Так, он резко возражает против равноправия полов, подчеркивает необходимость укрепления авторитета и власти мужчины. В интеллектуальном отношении и по силе воли женщина, считает Конт, уступает мужчине. Однако её роль определяется эмоционально-моральными качествами способностью к сплочению людей, их нравственному «просветлению», способностью облагораживать грубые мужские натуры, пробуждать в них общественные чувства, основанные на солидарности. «Позитивная теория человеческой семьи, в конце концов, — писал О. Конт, — сводится к систематизации спонтанного влияния женских чувств на мужскую активность» [42, с.31].
Акцентируя внимание на факторах, ведущих к интеграции и гармонии общественной жизни, О. Конт фиксировал и наличие противоположной тенденции — тенденции к нарушению органического единства общества. Так, считая кооперацию, основанную на разделении труда и порождающую всеобщую заинтересованность людей друг в друге, фактором всеобщего согласия, он подчёркивал, что излишнее разделение труда может привести и приводит к конкуренции и эксплуатации. Эти явления О. Конт анализировал как свидетельства разложения общества.
Весьма своеобразно О. Конт рассматривает государство. Власть и деятельность правительства заключаются для него в функции выражения «общего духа». Другими словами, социальное назначение правительства состоит в том, чтобы предупреждать «эту фатальную склонность к коренному расхождению в идеях, чувствах, интересах, которая, будучи неизбежным следствием самого принципа человеческого развития, могла бы, если бы не встречала на своем пути препятствий, неизбежно приводить к остановке социального прогресса».
Поэтому О. Конт определяет государство как орган социальной солидарности, а подчинение ему рассматривает в качестве долга индивида.
По О. Конту, социальная динамика – «позитивная теория общественного прогресса». Высоко ставя исторический метод исследования, социолог говорит, что эта теория — та же история, но абстрактная и «без имен лиц и даже названий народов».
Прежде всего надо уяснить понимание О. Контом прогресса. С одной стороны, социолог критикует оптимистическое представление о нем как о поступательном развитии, движении по восходящей линии, считая, что такие суждения носят ценностный характер. С другой стороны, О. Конт не мог отказаться от этого понятия вовсе. Поэтому под прогрессом он понимал простое развитие без всякого оттенка совершенствования, далеко не всегда выдерживая эту свою точку зрения.
Прогресс, по О. Конту, подразделяется на материальный (улучшение внешних условий жизни), физический (совершенствование человеческой природы), интеллектуальный (развитие интеллекта, переход от религиозного и метафизического мировоззрения к позитивному), моральный (развитие коллективности и нравственных чувств). Первостепенное значение О. Конт придавал именно последним двум линиям прогресса. Он писал, что социальный организм основывается на совокупности взглядов, «мнений», которые, постепенно изменяясь, оказывают влияние на все прочие стороны общественной жизни. А раз так, то в основу социальной динамики должна быть положена история человеческого духа. О. Конт подчеркивает, что главным содержанием общественного развития является прогресс научной мысли, «научного духа».
Эти представления ложатся в основу так называемого «закона трех стадий», который считается краеугольным камнем контовской социальной динамики, «теоретического закона двойной эволюции» — социальной и интеллектуальной одновременно. Смысл его сводится к выделению стадий духовного развития, которым соответствуют определенные формы искусства, хозяйства, политики и общественного устройства.
Первая, теологическая стадия охватывает древность и раннее Средневековье. Она связана с господством религии, религиозного мировоззрения, оказывающего определяющее воздействие на социальную жизнь. Например, выделяя в этой стадии три периода — фетишизм, политеизм и монотеизм, О. Конт пишет, что под влиянием политеизма (многобожия) формируется «поэтическое мировоззрение», способствующее художественному творчеству и неспособное руководить практикой, что и становится причиной слабого развития материальной культуры в древности.
Эпоха монотеизма — это эпоха христианства. Католицизм Конт считал «творцом величайшего до сего времени политического шедевра человеческой мудрости» – государства. О. Конт полагал, что в эпоху Средневековья достигается необыкновенная гармония между государством и религией; эта эпоха во многих отношениях является образцом общества.
Метафизическая стадия охватывает период 1300-1800 гг. О. Конт считает ее переходной. Ее содержание заключается в разрушении старых верований, на которых основывался общественный порядок. Реформация, рационалистическая философия эпохи Просвещения, европейские революции — все это привело к упадку прежних авторитетов, власти господствующих классов. Но, разрушив старые авторитеты и верования, посеяв философский скептицизм, моральную испорченность и политический беспорядок, «метафизический дух» не смог, однако, найти или создать новой доктрины, способной объединить людей. Современное общество, считал О. Конт, погружено в анархию и испытывает потребность в новой идеологии, которая должна прийти на смену ложным, фиктивным, философским доктринам и выполнить интегрирующую общественную роль.
Третья стадия, позитивная, по мнению О. Конта, только начинается. Свидетельством вступления человечества в эту стадию является возникновение позитивизма (социологии), который должен в итоге превратиться в новую религию всего человечества. Характерными чертами этой эпохи станут доминирование промышленного строя, победа альтруизма над эгоизмом, рост социальных (интегрирующих) чувств, быстрое развитие материальной культуры, обеспечивающей более лёгкую и приятную жизнь, справедливость и мир.
В интеллектуальном отношении смысл закона трех стадий заключается в том, что «все наши мысли необходимо проходят три сменяющих друг друга состояния сначала теологическое состояние, где открыто, господствуют спонтанно возникающие фикции, не имеющие доказательств; затем метафизическое состояние с привычным преобладанием абстракций или сущностей, принимаемых за реальность; и, наконец, позитивное состояние, неизменно основывающееся на точной оценке внешней реальности».
Своеобразное завершение взгляды О. Конта приобретают в его «социальной политике». Это конструктивная программа социальных преобразований, теснейшим образом связанная с превращением позитивизма в религию, «окончательную и совершенную».
Представления об обществе как о высшей действительности, определяющей индивида и его деятельность, трансформируются в 1840-е годы у О. Конта в идею «великого существа» (человечества), которое должно занять пустующее место Бога. Индивид вообще должен раствориться в обществе, пронизанном всеобщей любовью. О. Конт утверждает, что взятый сам по себе человек — это лишь «зоологический вид», а его «истинная природа раскрывается только в человечестве как огромном организме, составленном из совокупности умерших, ныне живущих и будущих поколений людей».
В «Рассуждениях о целостности позитивизма» О. Конт выдвинул идею о промышленном патрициате, состоящем из промышленников и технических специалистов, из которого должны выбираться три диктатора, руководящие делами промышленности, сельского хозяйства и финансов и сосредоточившие в своих руках всю полноту исполнительной и законодательной власти. Причём, по мысли Конта, моральная власть должна быть отделена от политической и хозяйственной и находиться в руках философов и деятелей искусства.
О. Конт вообще придавал большое значение ученым и артистам, видя в них своеобразных священников новой «религии человечества». Они должны быть хранителями позитивистских догм и блюстителями нового религиозного культа. Надо сказать, что Конт разработал систему обрядов, освящающих отцовство, братство, вступление в брак и другие важнейшие события в жизни человека, сам крестил и женил своих учеников.
Таким образом, на основе позитивизма как религии должно быть восстановлено гармоничное единство общества, утраченное на метафизической стадии развития человечества.
* * *
Несмотря на то, что О. Конту так и не удалось реализовать свой проект новой положительной науки, выстроенной по естественнонаучному образцу, его вклад в социологию огромен. Прежде всего, он придал мощный импульс самому развитию социологии. Его апелляция к положительному знанию, признание закономерности исторического процесса, внимание к изучению социальных институтов в свое время оказали сильнейшее воздействие на обществознание. Ряд идей, выдвинутых О. Контом, были хорошо усвоены его потомками и предопределили развитие социологии. Это, например, идея общества как органического целого, развитая в органицистских концепциях и – в переработанном виде – в функционализме Э. Дюркгейма и Т. Парсонса.
2. Герберт Спенсер
Второй выдающейся фигурой в истории социологии обычно называют англичанина Герберта Спенсера (1820-1903). В отличие от О. Конта, научная деятельность принесла Г. Спенсеру известность и славу. Английский социолог сыграл большую роль в пропаганде новой науки и ее становлении, хотя, по свидетельству современников, вел замкнутый образ жизни, общаясь лишь с узким кругом друзей.
На социологию Г. Спенсера сильнейший отпечаток наложил тот факт, что его взгляды формировались под сильнейшим влиянием естествознания. Оно просматривается уже у О. Конта, но значительно больше выражено в спенсеровской социологии. Из естествознания Спенсер заимствует две главные идеи, составляющие основу его социологической системы идею общества как организма и идею эволюции.
В отличие от Конта Спенсеру, пожалуй, удалось реализовать задуманный план построения социологии. Его «Основания социологии» — грандиозная попытка создания целостной социологической системы на этнографическом материале. В этой работе он реконструировал физическую, эмоциональную, интеллектуальную и особенно религиозную жизнь многих народов, рассмотрел эволюцию «домашних отношений», обрядов, политических институтов, а также промышленности. Фактически социология становится у Спенсера всеобъемлющей наукой, включающей в себя и антропологию, и этнографию, и общую теорию исторического развития.
Признавая за Контом несомненное первенство в разработке социологической проблематики, отдавая ему должное в «признании зависимости социологии от биологии», Спенсер, однако, возражает Конту по ряду принципиальных вопросов. Он отвергает идею выведения социального развития из развития духовного, повергает критике идею линейного прогресса, по-иному решает вопрос о соотношении индивида и социального целого.
Надо сказать, что с точки зрения идеологических ориентаций Г. Спенсер — либерал. Еще в своей первой книге «Социальная статика» он сформулировал так называемый закон равной свободы, согласно которому «каждый человек свободен делать все, что хочет, если он не нарушает равной свободы другого человека» [73, с. 121]. Условиями успешного развития общества он считал свободу предпринимательства, конкуренции. Эти взгляды Спенсера повлияли и на его теоретические построения. Если у Конта социальное целое предшествует индивиду и последний даже не является самостоятельным элементом общества, то у Спенсера, напротив, общество — лишь агрегат индивидов. Растворение индивида в обществе Спенсер считает недопустимым.
Под влиянием естествознания Г. Спенсер в качестве обобщенной модели социального целого избирает организм. Одна из глав его работы «Основания социологии» так и называется — «Общество как организм». Разумеется, Спенсер, как и другие сторонники «организмического» взгляда на общество (например, Платон, Т. Гоббс), далёк от того, чтобы ставить знак равенства между биологическим организмом и обществом. Речь идёт об аналогии между ними, обнаружении сходства. Наличие такого сходства в принципе признаётся практически всеми исследователями общественной жизни, но немногие делают на нем большой акцент. Смысл органицизма заключается в выявлении целостности, единства общества, все части, элементы, компоненты которого настолько взаимосвязаны, что их интеграция образует новое качество — общество.
Обосновывая своё представление об обществе как особом организме, «сверхорганизме», Спенсер указывает на ряд сходств между биологическим организмом и обществом. На протяжении большей части своего существования они растут и увеличиваются в своем объеме; по мере роста усложняется их структура; как в биологическом, так и в социальном организме дифференциация структуры сопровождается аналогичной дифференциацией функций; в обществе, как и в биологическом организме, даже когда жизнь целого расстроена, отдельные составные части могут продолжать существование, по крайней мере, какое-то время. Аналогия между обществом и организмом может быть перевернута, – можно сказать, что каждый организм есть общество, состоящее из отдельных индивидов.
Проводя аналогию между обществом и организмом, Спенсер выделяет ряд существенных различий, подчеркивая, что эта аналогия может быть только неполной. Главное отличие общества от биологического организма заключается в том, что общество — дискретное целое, живые элементы которого более или менее свободны и рассеяны. С этим связан и принципиальный для социолога вывод в живом организме элементы существуют ради целого, в обществе, наоборот, «благосостояние агрегата, рассматриваемое независимо от благосостояния составляющих его единиц, никогда не может считаться целью общественных стремлений. Общество существует ради блага своих членов, а не члены его существуют ради блага общества». [72, т. 1, с. 287].
Являясь органическим целым, общество состоит из трёх главных систем поддерживающей, или производящей средства для жизни; распределительной, обеспечивающей связь различных частей организма на основе разделения труда регулятивной, обеспечивающей подчинение составных частей целому.
Эволюция — одно из центральных понятий в социологии Г. Спенсера. Социолог исходит из того, что она представляет собой такой процесс, который совершается всюду одинаковым образом, будь то эволюция кровнородственных связей или политических институтов. Отсюда вытекает задача поиска универсальных свойств и механизмов, характеризующих всеобщий эволюционный процесс.
Согласно Спенсеру, эволюция включает в себя две стороны — дифференциацию и интеграцию. Их взаимосвязь и переплетение и составляет собственно процесс эволюции. Спенсер, описывая её, рассуждает примерно таким образом количественный рост, увеличение числа или объема элементов целого ведет к усложнению структуры социального агрегата. В свою очередь, это приводит к структурной и функциональной дифференциации целого. Но чем больше дифференциация функций, тем острее и необходимость в интеграции, необходимость в некоем регулирующем механизме, способном обеспечить согласованность действий отдельных, частных структур, дифференцированных элементов. Отсюда Спенсер выводит усложнение и дифференциацию самих процессов управления. Он указывает, что уже на самых ранних этапах общественной эволюции начинается дифференциация между управляющими и управляемыми, которая постепенно делается более резкой. Власть правителя дополняется возникающей одновременно религиозной властью и постепенно обособившейся от них властью общепринятых правил поведения и обычаев.
Итак, эволюция по Спенсеру, это движение от однородности, нерасчлененности, недифференцированности к разнородности и дифференцированности.
Универсальным механизмом эволюции Спенсер считал разделение труда. Именно с его помощью примитивные социальные организмы, где отдельные части слабо дифференцированы и потому выполняют сходные функции, так сказать, дублируют друг друга, развиваются в более зрелые и непохожие части, выполняющие все более различающиеся функции, требующие согласованности.
В связи с этим Спенсер выделял два типа обществ «военные» и «промышленные». Основное различие между ними в том, является ли сотрудничество людей в достижении общей цели добровольным или принудительным.
Вполне в духе классического либерализма определял Спенсер и характер эволюции. Она предстает под его пером в виде плавного и постепенного, хотя и несвободного от противоречий процесса. Причём этот процесс не допускает какого-либо вмешательства извне, т.е. ускорения или замедления искусственным образом, изменения его направленности людьми. Вмешательство в стихийный процесс эволюции Спенсер считает вредным на том основании, что оно ведет к нарушению закона, согласно которому всякая эволюция «следует линии наименьшего сопротивления».
* * *
Несмотря на кажущуюся простоту и даже примитивность, социология Г. Спенсера оказала существенное влияние, как на современников, так и на социологов ХХ века. В частности, многие идеи английского социолога были заимствованы и переработаны влиятельным направлением нашего века структурным функционализмом.
3. Эмиль Дюркгейм
Э. Дюркгейм (1858-1917) — один из самых известных и уважаемых французских социологов. Его вклад в историю мировой социологии определяется не только его собственными идеями и концепциями, но и тем, что Э. Дюркгейм создал французскую школу социологии, традиции которой до сих пор оказывают серьезное влияние на стиль мышления французских социологов, выбор ими предмета исследования и т.п.
Отличительной чертой научных позиций Дюркгейма стала концепция социологизма. Согласно ей социальная реальность обладает своей спецификой, автономностью, несводимостью к другим разновидностям реальности (например, физической, психической). Ей, следовательно, присущи свои собственные законы, которые и должна выявлять и изучать социология. Отсюда вытекает одно из важных методологических требований Э. Дюркгейма — социальное надо объяснять социальным, исходя из социального. Остриём своим эта концепция направлена против бытовавшего во времена Дюркгейма психологизма в трактовке социальных явлений.
Качественная специфика общества обнаруживается более отчетливо в его несводимости к индивиду и индивидуальному сознанию. По отношению к индивиду социальная реальность объективна и независима в своем существовании. Дюркгейм писал, что при рождении индивид находит готовыми законы и обычаи, правила поведения, религиозные верования и обряды, язык, денежную систему и т.п., действующие независимо от него. «Социальные верования или акты способны существовать независимо от их индивидуальных выражений», — писал социолог.
Объясняя несводимость социальной реальности к индивиду, индивидуальной жизни, Дюркгейм подчеркивал, что в процессе взаимодействий между людьми возникает новое качество, которое называется социальной жизнью. Например, очевидно, что «группа думает, чувствует, действует совершенно иначе, чем это сделали бы ее члены, если бы они были разъединены. Если, следовательно, отправляться от этих последних, то мы не поймем ничего из того, что происходит в группе». [28, с. 91]. Иллюстрируя эту свою мысль, социолог часто ссылался на пример химического целого как синтеза его составных частей.
Примат, превосходство общества над индивидом обнаруживается в социальном принуждении. Социальные институты уже фактом своего существования предписывают людям определенные формы, способы и образцы поведения, оказывают на них давление, включают в себя негативные и позитивные санкции. Поведение человека в основном определяется не индивидуальными причинами и факторами, а совокупностью социальных фактов, толкающих индивида на те или иные поступки.
Социальная реальность в представлении Э. Дюркгейма складывается из социальных фактов двух родов – морфологических, к которым французский социолог относит демографические, технологические и экологические факты, и из коллективных представлений, т.е. фактов коллективного сознания. Именно последние особенно значимы для Дюркгейма, — в них раскрывается специфика общества. Дело в том, что коллективные представления, эти общие идеи и верования, связывают людей, формируют саму социальную ткань. Поэтому Дюркгейм считал коллективное сознание жизненным узлом всего общества. Более того, общество – это именно «композиция всякого рода идей, верований и чувств, которые реализуются через посредство индивидов». [60, с. 150].
В наиболее ярком виде эти представления об обществе проявились в теории социальной солидарности Э. Дюркгейма.
Проблема социального порядка и беспорядка, общественной нормы и социальной патологии была одной из основных для многих первых социологов, в том числе и для Дюркгейма. Разработка французским ученым проблемы коллективного сознания, социальной солидарности, методологии структурно-функционального анализа, разделения труда, а также исследование самоубийств — все это различные способы решения одной и той же проблемы общественной гармонии.
С точки зрения Дюркгейма, социальная солидарность — определенная целостность общественной жизни, коллективность и, одновременно, высший моральный принцип, высшая и универсальная ценность, которая признается всеми членами общества.
Отталкиваясь от типичной для социологии ХIХ века идеи конструирования двух идеальных типов общества, между которыми существует историческая преемственность, Дюркгейм выдвигает свою концепцию общества с механической и органической солидарностью.
Механическая солидарность, по мнению Дюркгейма, характерна для архаических, примитивных и неразвитых обществ. Эти общества характеризуются тем, что составляющие их элементы или компоненты мало зависят друг от друга, существуют почти автономно. Они самодостаточны, ибо выполняют одинаковые или сходные функции. В качестве их модели можно рассматривать натуральное хозяйство.
Другая отличительная черта таких обществ — слабое развитие индивидуального, личного начала в человеке. В рамках таких обществ объединяющим, интегрирующим фактором может быть только коллективное, общее, надындивидуальное сознание, выраженное как в репрессивном праве, так и в религии.
Коллективное сознание практически полностью поглощает индивидуальное. Особенность механической солидарности – растворение индивида в коллективе. Чем меньше развита индивидуальность, чем меньше индивидуальных отклонений, тем более интенсивно и ярко выражено всё заполняющее коллективное сознание и, следовательно, социальная солидарность. Такое сознание неизбежно приобретает религиозный характер. Религия формирует собой общественную жизнь, состоящую исключительно из общих обрядов и ритуалов. Дюркгейм вообще отождествляет убеждения сильной интенсивности с религиозными, что дает ему основание сводить сильные, интенсивные социальные взаимодействия к религиозным «все, что социально, религиозно; оба слова суть синонимы» [29, с. 134].
Таким образом, единство общества, социальный порядок в примитивных обществах достигается через подавление всего того, что выходит за рамки, объем коллективного сознания, которое регламентирует всю жизнь индивидов без остатка.
Постепенное развитие общественных связей, увеличение средств и путей сообщения, рост городов и народонаселения, обусловливающий интенсификацию социальной жизни – все это ведет к усилению разделения труда. Последнее, подтачивая целостность коллективного сознания, его всеобъемлющий характер, само становится, в конечном счете, основой новой солидарности – органической.
Профессиональная специализация людей, выполнение ими особых строго определённых функций наносит ущерб сплоченности и единству общества. Она обусловливает также различия индивидов, развитие ими индивидуальных способностей и талантов. Но вследствие все увеличивающейся специализации труда индивиды вынуждены обмениваться своей деятельностью, выполнять взаимодополняющие функции, невольно составляя единое целое. Сознание этого, понимание того, что все связаны системой отношений, вне которой существовать не могут, вызывает чувство зависимости друг от друга, своей связи с обществом, т.е. солидарность. Не коллективное сознание, которое потеряло целостность, дифференцировалось, сократилось, стало более рациональным и ориентированным на индивида, а именно разделение труда, точнее — осознание его социальных следствий, восстанавливает целостность общества.
Э. Дюркгейм, разумеется, был далек от того, чтобы не замечать реальной дисгармонии в современном ему обществе, кризисных явлений в экономике и политике Европы конца ХIХ века. Он выделял три основные «ненормальные» формы разделения труда аномию, социальное неравенство и неадекватную организацию труда. Преодоление «ненормальных» форм разделения труда, этих социальных патологий, мыслилось Дюркгеймом на пути мирного разрешения конфликтов, уменьшения борьбы и конкуренции до приемлемых размеров, установления свода правил, жёстко регламентирующих отношения классов, введения справедливости и равенства «внешних условий», т.е. равенства социальных возможностей и воздаяния всем по заслугам.
Проблеме самоубийств Э. Дюркгейм посвятил специальную монографию. Его исследование примечательно по нескольким причинам. Во-первых, эта работа стала социологической классикой. Во-вторых, на примере особого и весьма индивидуализированного социального феномена Дюркгейм показал эвристические возможности своих методологических установок. В-третьих, и это немаловажно, он продемонстрировал способности социологии вносить свой вклад в осмысление жгучих проблем современности.
Самоубийства Э. Дюркгейм рассматривает как социальное явление, как коллективную болезнь общества, а не как «индивидуальный случай». Поэтому собственно предметом его исследования становится социальный процент самоубийств (отношение количества самоубийств к численности населения). Э. Дюркгейм утверждал, что изменение этого процента связано не с индивидуальными психологическими мотивами людей, не с теми кажущимися причинами, которые часто выходят на первый план при объяснении конкретного самоубийства, а с социальными условиями. «Самоубийство зависит главным образом не от внутренних свойств индивида, а от внешних причин, управляющих людьми». Поэтому, писал Э. Дюркгейм, — «оставив в стороне индивида, его мотивы и идеи, мы прямо спросим себя, каковы те различные состояния социальной среды (религиозные верования, семья, политическая жизнь, профессиональные группы и т.п.), под влиянием которых изменяется процент самоубийств» [30. с. 126].
Процент самоубийств является функцией нескольких социальных переменных, взаимоотношений в религиозных, семейных, политических, национальных и иных группах. Распад или усиление социальных связей, укрепление или ослабление социальной дисциплины, социальной интеграции — вот что на самом деле является главной причиной самоубийств.
Э. Дюркгейм, разумеется, не сбрасывает со счета самих индивидов. Однако индивидуальные мотивы и причины кажутся ему лишь искаженным выражением общих социальных условий «если индивид так легко склоняется под ударами жизненных обстоятельств, то это происходит потому, что состояние того общества, которому он принадлежит, сделало из него добычу, уже совершенно готовую для самоубийства». [30, с. 194].
Обратившись к данным официальной статистики, исследованиям социологов и криминологов, Э. Дюркгейм выделил ряд эмпирических закономерностей процент самоубийств выше летом, чем зимой; мужчины чаще заканчивают жизнь самоубийством, чем женщины; старые чаще, чем молодые; солдаты чаще, чем гражданское население; протестанты чаще, чем католики; одинокие, вдовые и разведенные чаще, чем семейные; горожане чаще, чем жители сел. Чем же объясняются эти закономерности?
Стремясь ответить на этот вопрос, Э. Дюркгейм поочередно рассматривал предлагаемые в научной литературе причины самоубийств, отбрасывая несостоятельные. Так, опровергая бытующее представление о том, что самоубийство обязательно связано с психическими расстройствами, Э. Дюркгейм приводит такой пример число женщин в психиатрических клиниках намного превышает число мужчин, в то время как число самоубийств среди мужчин выше, чем среди женщин. Другой аргумент — процент самоубийств увеличивается с возрастом, в то время как психические расстройства достигают своей высшей точки в годы зрелости — между 30 и 45 годами.
Подобным образом социолог рассматривает и другие предлагаемые причины самоубийств — генетические, расовые, климатические и т.п. Отмечая их мнимость, Э. Дюркгейм подчеркивает, что они в лучшем случае могут лишь косвенно влиять на процент самоубийств.
Итак, с точки зрения Э. Дюркгейма, единственными причинами самоубийств могут быть только социальные факторы. На примере исследования того, как то или иное вероисповедание влияет на самоубийство, Э. Дюркгейм демонстрирует и доказывает эту свою идею. Католицизм, например, более старая и традиционная система верований и обрядов. Она обладает, по сравнению с протестантизмом, гораздо большей целостностью, силой убеждений, непримиримостью к новшествам, разрушающим общий дух. Все это обусловливает большую сплоченность религиозной группы (церкви) католиков. Протестантизм же связан с упадком традиционных верований, проникнут «духом свободомыслия» и критицизма. Его возможность объединять верующих значительно меньше, чем в католицизме, оттого и процент самоубийств среди протестантов выше. «Перевес на стороне протестантизма в сфере самоубийств происходит оттого, что эта церковь по существу своему менее целостна, чем католическая».
Таким образом, вопрос о причинах самоубийств сводится к вопросу о степени социальной интеграции индивида и факторах, разрушающих или поддерживающих эту интеграцию человека в человеческое сообщество. «Число самоубийств, — пишет Э. Дюркгейм, — обратно пропорционально степени интеграции тех социальных групп, в которые входит индивид». [30, с. 186]. Семья, дети, сельская жизнь – вот те социально интегрирующие факторы, которые предохраняют индивида от чувства социальной изоляции, следовательно, и от возможности самоубийства. «Мы предохранены от самоубийства лишь в той мере, в какой мы социализированы», — заключает Э. Дюркгейм. С другой стороны, более высокий процент самоубийств среди военных по сравнению с гражданскими лицами социолог считает следствием избыточной, чрезмерной интеграции военных и регламентации их жизни.
Интересна предложенная Э. Дюркгеймом типология самоубийств с точки зрения их причин. Социолог выделяет три типа эгоистическое, аномическое и альтруистическое самоубийство.
Эгоистическое самоубийство. Его вызывает отделение, отчуждение индивида от общества, социальных групп, утрата социумом возможности регулировать поведение человека, воздействовать, влиять на него. «Если разрываются узы, соединяющие человека с жизнью, то это происходит потому, что ослабляется его связь с обществом». Разрыв социальных связей, отсутствие поддержки со стороны коллектива, состояние разобщенности, ослабление уз, привязывающих человека к обществу, утрата социальной группой контроля за индивидом и его поведением — таковы причины эгоистического самоубийства.
В этом контексте Э. Дюркгейм анализирует эгоизм, показывает, что он и связанный с ним крайний индивидуализм изолируют человека от общества. Однако истинными причинами самоубийства являются не они, а именно «больное общество», «коллективное бесчувствие», «социальная тоска», — это и порождает индивидуализм. По мнению Э. Дюркгейма, такой вид самоубийств распространён среди интеллигенции.
Альтруистическое самоубийство. Характеризуя этот тип самоубийств, Дюркгейм пишет «Если, как мы только что видели, крайний индивидуализм приводит человека к самоубийству, то недостаточно развитая индивидуальность должна приводить к тем же результатам. Когда человек отделился от общества, то в нем легко зарождается мысль покончить с собою; то же самое происходит с ним и в том случае, когда общественность вполне и без остатка поглощает его индивидуальность».
Этот тип самоубийства социолог анализирует главным образом на примерах «низших» обществ. Он говорит о датских воинах, которые считали для себя позором умереть в своей постели или покончить свои дни от болезни и в глубокой старости и потому шли на самоубийство, о вестготских стариках, бросавшихся вниз со «скалы предков», об индийских вдовах, кончавших жизнь самоубийством после смерти мужей и т.п. Конкретно речь идет о самоубийствах людей больных, старых, жен после смерти мужей, рабов и слуг после смерти хозяина и некоторых других. «Во всех этих случаях человек лишает себя жизни не потому, что он сам хотел этого, а в силу того, что он должен был так сделать. Если он уклоняется от исполнения этого долга, то его ожидает бесчестие и чаще всего религиозная кара». [30, с. 198].
Аномическое самоубийство. Оно характерно для эпох быстрых и бурных общественных перемен, например, периодов экономических кризисов, когда рушатся и теряют свое значение прежние нормы, ценности, идеалы. Состояние общества характеризуется аномией, то есть безнормием, отсутствием общезначимой ценностно-нормативной системы. Аномия порождает моральную неустойчивость индивидов, она сопровождается неспособностью людей адаптироваться к быстрым социальным изменениям, неустойчивостью социального положения индивидов, общественной и духовной дезорганизацией общества.
Аномическое самоубийство рассматривается Э. Дюркгеймом как бы с двух сторон. На общественном уровне оно порождено социальной дезорганизацией. «В момент общественной дезорганизации – будет ли она происходить в силу болезненного кризиса или, наоборот, в период благоприятных, но слишком внезапных социальных преобразований – общество оказывается временно неспособным проявлять нужное воздействие на человека» [30, с. 237]. На индивидуальном – определенными свойствами торгового и промышленного мира, его представителей, которых социолог считает наиболее подверженными этому типу самоубийства. Стремление к наживе, необузданные стремления, неограниченные желания, быстрые взлеты и падения, не встречающие регламентирующего воздействия со стороны общества нарушают моральное и психическое равновесие человека, которое часто и заканчивается самоубийством. «В конце концов даже одно ощущение усталости способно породить безнадежное разочарование, ибо трудно не почувствовать всей бессмысленности погони за недостижимым» [30, с. 243].
Выделив три типа самоубийств, Э. Дюркгейм, указывал, что во многих конкретных случаях происходит сочетание аномии и эгоизма, эгоизма и альтруизма и т.п.
4. Макс Вебер
Макс Вебер (1864-1920) — одна из наиболее крупных и популярных фигур в истории социологии. Он считается основоположником теории социального действия и понимающей социологии. Широкую известность приобрели его исследования религии, в особенности роли протестантизма в становлении западноевропейского капитализма, а также его анализ экономической рациональности.
Социология М. Вебера существенно отличается от тех теорий, которые были нами уже изучены. С точки зрения Вебера, социология, как и другие социогуманитарные науки, не должна абстрагироваться от самого главного и существенного в социальной жизни — от человека как сознательного существа. Поэтому исходный пункт социологического исследования — индивид и его поведение. Это элементарная «клеточка» социологии, её неразложимый «атом».
Что же тогда представляют собой социальные институты и организации, социальные общности и группы, с существованием и деятельностью которых привычно связывают общественную жизнь? С точки зрения М. Вебера, они — только процессы, связи специфических действий отдельных людей действовать могут только индивиды, мыслить могут только они; мыслить и действовать не может, скажем, фирма или социальная группа, — мыслят и действуют те индивиды, которые эту фирму или группу образуют. Когда мы говорим о деятельности фирмы, то прибегаем к метафоре, которая строго научного смысла не имеет. М. Вебер пишет
«Для других (например, юридических) познавательных целей или для целей практических может оказаться целесообразным и просто неизбежным рассмотрение социальных образований («государства», «товарищества», «акционерного общества», «учреждения») точно так, как если бы они были отдельными индивидами (например, как носителей прав и обязанностей или как виновников действий, имеющих юридическую силу). Но с точки зрения социологии, которая даёт понимающее истолкование действия, эти образования суть только процессы и связи специфических действий отдельных людей, так как только последние являются понятными для нас носителями действий, имеющих смысловую ориентацию». [86, p. 13].
Таким образом, М. Вебер не исключает возможности использования в социологии таких понятий, как семья, нация, государство, армия, без которых социолог и в самом деле не может обойтись. Но он требует не забывать, что эти формы коллективностей реально не являются субъектами социального действия. Эти коллективы — лишь способы организации действий отдельных индивидов, следовательно, производны от этих действий, а не самостоятельны. Поэтому приписывать им волю и мышление, прибегать к понятиям коллективной воли или коллективной мысли можно не иначе как в метафорическом смысле.
Если исходным пунктом социологического анализа, по Веберу, является индивид и его поведение, то объектом социологии становится социальное действие. Социальное действие — чрезвычайно важная категория веберовской социологии. Придавая ей первостепенное значение, М. Вебер говорил, что сама социология — наука, изучающая социальное действие.
Прежде всего надо сказать, что М. Вебер различает действие и социальное действие. «Действием», — пишет он, — следует называть человеческое поведение (безразлично, внутреннее или внешнее деяние, недеяние или претерпевание), если и поскольку действующий или действующие связывают с ним некоторый субъективный смысл. Но «социальным действием» следует называть такое, которое по своему смыслу, подразумеваемому действующим или действующими, отнесено к поведению других и этим ориентировано в своём протекании». Другими словами, «социальным является такое действие, которое в соответствии со своим субъективным смыслом включает в действующее лицо установки на то, как будут действовать другие, и ориентирует себя в их направлении» [86, p. 22].
Таким образом, социальное действие, по Веберу, предполагает два момента субъективную мотивацию индивидов, без которой вообще нельзя говорить о действии, и ориентацию на другого (других), которую М. Вебер называет также «ожиданием» и без которой действие не может рассматриваться как социальное.
Что же такое «ориентация на другого»? Разъясняя этот существенный момент социального действия, М. Вебер пишет «Социальное действие может быть ориентировано на прошлое, настоящее или ожидаемое в будущем поведение других индивидов (месть за нападение в прошлом, оборона при нападении в настоящем, меры защиты против будущего нападения). В качестве “других” могут выступить известный индивид или неопределённо многие и совсем неизвестные (например, “деньги” означают средство обмена, которое действующий индивид принимает при обмене, так как ориентирует своё действие на ожидание того, что в будущем при обмене их примут в свою очередь неизвестные ему и неопределенно многие другие)» [86, p. 22.].
Таким образом, действия, ориентированные на вещи или же связанные с природными явлениями (люди раскрывают зонты, когда начинается дождь), подражание и т.п. социальными, по М. Веберу, не являются. Даже хозяйственная деятельность человека не социальное действие, если не принимает во внимание других людей.
Введение этой характеристики – «ориентации на другого» – необходимо М. Веберу для того, чтобы перевести действие в плоскость взаимодействия и тем самым преодолеть тот «методологический индивидуализм», который сразу бросается в глаза при знакомстве с социологией Вебера. Одновременно классик указывает на то, каким образом, в какой форме существуют коллективности (тотальности) для социологической науки. Они рассматриваются лишь в той мере, в какой они признаются самими людьми, постольку, поскольку люди ориентируют на них своё поведение. М. Вебер поясняет, что существование таких общностей, как «государство», «союз» с точки зрения социологии означает не что иное, как большую или меньшую возможность того, что индивиды в своих действиях принимают во внимание эти образования. Следовательно, с точки зрения М. Вебера, социальность не существует вне и помимо индивидов и лишь в той мере, в какой индивиды ориентируют на неё свои действия.
Представление о человеке как сознательном существе реализуется у М. Вебера в понятии смысла действия. В социологии «объектом познания является именно смысловая связь поведения».
Что такое смысл? Он прежде всего носит субъективный характер, это то, что данный субъект вкладывает в свои действия, то, как он их осмысливает. «Действием называется человеческое поведение в том случае и постольку, если и поскольку действующий индивид или действующие индивиды связывают с ним субъективный смысл». Речь, следовательно, не идёт об «объективном» смысле, который могут в конечном счёте получать действия индивида уже независимо от его собственных намерений. Смысл всегда предполагает субъекта, для которого он существует. Во-вторых, смысл связан с теми целями и задачами, которые ставит перед собой субъект, с теми средствами, которые он выбрал для их достижения.
В связи с этим формулируется и основная задача социологии. М. Вебер считает, что социология должна быть «понимающей». Её цель — понять смысл социальных действий, и тем она отличается от естественных наук. «Социология, — пишет М. Вебер, — означает науку, которая хочет истолковывающим образом понять социальное действие и благодаря этому причинно объяснить его в его протекании и следствиях». Сознание действующего индивида оказывается, таким образом, необходимым для того, чтобы действие выступило в качестве социальной реальности. Изучить же её — значит понять смысл, который вкладывают в свои действия индивиды.
Понимание — ещё одна важная в социологии М. Вебера категория. На первый взгляд, она чрезвычайно сближает социологию с психологией. Однако на деле понятным может быть только осмысленное человеком действие. Другими словами, социологу понятно может быть лишь то, что понятно самому индивиду, т.е. тот смысл, который субъект вкладывает в свои действия. «Непосредственно наиболее понятным по своей смысловой структуре, — пишет М. Вебер — является действие, ориентированное субъективно строго рационально в соответствии со средствами, которые считаются (субъективно) однозначно адекватными для достижения (субъективно) однозначно и ясно сознаваемых целей». Такое действие М. Вебер называет целерациональным, ибо оно направлено к достижению ясно осознаваемых самим действующим индивидом целей и использует для достижения этих целей средства, признаваемые адекватным им самим. Естественно, осмысленное целерациональное действие не является предметом психологии, а его понимание психологическим, ибо цели человека не могут быть понятыми, если исходить только из анализа его психологической жизни.
Здесь мы подходим к ещё одной важной для социологии М. Вебера категории, категории идеального типа.
Целерациональное действие — это не некая всеобщая модель действия, даже не преобладающий в эмпирической действительности тип. Это идеальный тип, который в чистом виде редко встречается в действительности.
Идеальный тип, по мысли М. Вебера, это определённая теоретическая схема, конструкция, модель, созданная самим исследователем путём выделения, заострения тех элементов действительности, которые этот исследователь считает типичными. Такими идеальными типами являются, например, «господство», «капитализм», «церковь», «секта», «христианство» и т.п. Эти идеальные типы — некие обобщения; в реальности же исследователь имеет дело с индивидуальными социальными явлениями, по Веберу, с социальными действиями индивидов. Ещё раз напомним для М. Вебера субъектами действия могут быть только индивиды, а не коллективные образования.
Идеальные типы имеют значение лишь как средства и инструменты социального исследования. Так, целерациональное действие служит образцом социального действия, с которым соотносятся все остальные виды действия, в особенности реально существующие. К самим идеальным типам в связи с этим предъявляются определённые требования. Поскольку цель социологии — устанавливать общие правила событий безотносительно к их пространственно-временным характеристикам, то и идеальные типы должны быть настолько «чистыми», чтобы быть годными для исследования любой страны в любую эпоху. Идеальные типы конструируются так, словно социальное действие происходит в идеальных условиях. Отклонение от идеального типа всегда можно заметить, исследовать, выразить в общезначимых понятиях только с помощью идеального типа. Так, сам М. Вебер выделяет по принципу сравнения с целерациональным целую шкалу социальных действий
1) более или менее приближённо достигнутый правильный тип;
2) (субъективно) целерационально ориентированный тип;
3) действие, более или менее сознательно и более или менее однозначно целерационально ориентированное;
4) действие, ориентированное не целерационально, но понятное по своему смыслу;
5) действие, по своему смыслу более или менее понятно мотивированное, однако нарушаемое — более или менее сильно — вторжением непонятных элементов;
6) действие, в котором совершенно непонятные психические или физические факты связаны «с» человеком или «в» человеке незаметными переходами.
* * *
Подведём небольшой итог. М. Вебер в качестве основы социологических исследований избирает социальное действие индивидов, т.е. действие, в которое субъект вкладывает смысл и которое ориентировано на других людей. Тем самым социолог отмежёвывается от тех теорий, которые в качестве исходного пункта исследования берут социальные «тотальности» — «общество», «народ» и т.п. Подход с позиций «тотальностей» низводит мыслящего и действующего индивида до положения незначительного и безликого элемента, он заставляет абстрагироваться от самого существенного в социальной жизни — фактора сознания, «смысловой связи людей». Напротив, социальное действие, по М. Веберу, этот фактор включает в качестве первостепенного.
Поскольку с социальным действием индивиды связывают субъективный смысл, то и задача социологии — понять этот смысл. Наиболее понятным может быть целерациональное действие, т.е. действие, которое, по мнению индивида, строго ориентировано на ясно сознаваемые цели, средства достижения которых, по мнению индивида, адекватны целям.
Считая социальное действие исходным пунктом социологического исследования, М. Вебер предлагал рассматривать социальные институты, коллективности по модели такого действия; они должны изучаться социологией в той форме, в какой становятся значимыми для отдельных индивидов. «Такие понятия, как «государство», «товарищество», «феодализм» и другие, обозначают для социологии, вообще говоря, категории определённого рода совместных действий людей, и задача социологии, следовательно, состоит в том, чтобы свести их к «понятным» действиям, т.е. без исключения к действиям отдельных участников».[86, р. 27].
В качестве важного методологического инструмента М. Вебер активно использовал понятие «идеальный тип», который представляет собой логическую конструкцию социальных действий, происходящих в идеальных условиях, независимо от локального времени и места. Этот инструмент, с точки зрения М. Вебера, позволяет устанавливать общие правила протекания социальных событий.
Стремясь использовать категорию социального действия в анализе социальной реальности и исторического процесса, М. Вебер выделяет четыре вида действия целерациональное, ценностно-рациональное, традиционное и аффективное. Собственно, традиционное и аффективное действия не являются социальными в строгом смысле слова — они имеют лишь косвенную связь с субъективным смыслом. Сам М. Вебер пишет, что «строго традиционное поведение, также как и чисто реактивное поведение, целиком стоит на границе, а часто и по ту сторону того, что можно назвать вообще действием, ориентированным «по смыслу», ибо это очень часто лишь притуплённая реакция на привычные раздражения, протекающая по однажды принятой привычной установке». [86, p. 25].
Как же М. Вебер характеризует эти виды социального действия? «Целерационально действует тот, кто ориентирует своё действие в соответствии с целью, средством и побочными последствиями и при этом рационально взвешивает как средства по отношению к цели, как цели по отношению к побочным следствиям, так, наконец, и различные возможные цели по отношению друг к другу» [86, p. 26]. Таким образом, целерациональное действие подразумевает рассчитанность и расчётливость, взвешенность, а критерием этой рациональности является успех. Разумеется, наиболее соответствует этому типу экономическое поведение людей.
«Чисто ценностнорационально действует тот, кто, не считаясь с предвидимыми последствиями, действует в соответствии со своими убеждениями и выполняет то, чего, как ему кажется, требует от него долг, достоинство, красота, религиозное предписание, пиетет или важность какого-либо «дела». Ценностнорациональное действие есть всегда действие в соответствии с «заповедями» или «требованиями», которые действующий считает предъявленными к себе. Лишь поскольку человеческое действие ориентируется на такие требования мы будем говорить о ценностной ориентации» [86, p. 26]. Отличительная черта такого действия заключается в том, что оно как бы имеет целью самое себя. Оно предпринимается потому, что человек не может, не хочет, не считает возможным поступать иначе. Позитивные или негативные следствия такого действия существенной роли не играют, — главное в том, что оно свершается. Этим оно сходно с третьим видом социального действия — аффективным, которое предпринимается для выражения чувств и эмоций. И, наконец, четвёртый вид социального действия — традиционный, который представляет собой действие, протекающее по однажды принятой привычной установке. В повседневной жизни оно реализуется через привычку.
Выделение этих типов социального действия не имеет у М. Вебера самодовлеющего значения. Он подчеркивает, что в действительности реальное поведение индивида ориентировано в соответствии с двумя или несколькими видами социального действия в нём имеют место и целерациональные, и ценностнорациональные, и традиционные и аффективные моменты. Более того, в разных типах общества те или иные виды действия могут быть преобладающими в традиционных обществах преобладают аффективный и традиционный типы ориентации действия, а в индустриальном (т.е. современном) обществе — целе- и ценностнорациональный типы с тенденцией вытеснения второго первым.
Как видно из сказанного у М. Вебера большое значение имеет понятие рациональности. Целерациональное действие оказывается центральной категорией социологического исследования, типология социальных действий выстраивается на основе изменения рациональности этих действий. Наиболее понятным, следовательно, идеальным является действие, ориентированное строго рационально. И в этом, разумеется, нет никакой случайности. По М. Веберу, рациональность отличает современное ему общество от предыдущих капитализм у него практически совпадает с рационализированным обществом; сама рационализация представляет собой важнейшую тенденцию исторического процесса рационализация, охватывая первоначально Европу, втягивает в себя и неевропейские цивилизации, превращаясь таким образом во всемирно-исторический процесс.
М. Вебер выделяет две формы рациональности формальную и материальную, придавая особое значение именно первой. Формальная рациональность — это прежде всего калькулируемость, формально-рационально то, что поддаётся исчерпывающей количественной характеристике. Формальная рациональность предполагает ориентацию на количество как таковое, взятое в отрыве от качественного аспекта, скажем, наращивание количества ради него самого (деньги ради денег, производительность труда ради производительности и т.п.). Формальная рациональность — рациональность, взятая как самоцель и самоценность.
В отличие от неё материальная рациональность связана с неким содержанием, т.е. качественным аспектом, которому рациональные действия подчинены. М. Вебер пишет «Формальная рациональность хозяйства определяется мерой технически для него возможного и действительно применяемого им расчёта. Напротив, материальная рациональность характеризуется степенью, в какой снабжение определённой группы людей жизненными благами осуществляется путём экономически ориентированного социального действия с точки зрения определённых ценностных постулатов». [86, p. 85]. Эту же мысль можно проиллюстрировать словами Б. Франклина «Человек существует для приобретательства, которое является целью его жизни, а не приобретательство служит человеку как средство удовлетворения его материальных потребностей».
Формальная и материальная рациональность, как уже говорилось, характеризуют соответственно индустриальное (современное, капиталистическое) и традиционное (патриархальное, феодальное) общества, нарастание именно формальной рациональности означает движение к капитализму. В своих работах М. Вебер показывает, что на этом пути рационализируется управление — как в области экономики, так и в сферах политики, науки, культуры — во всех сферах общественной жизни; рационализируется образ мышления людей, так же как и способ их чувствования и образ жизни в целом. Всё это сопровождается колоссальным усилением роли науки, представляющей собой, по М. Веберу, наиболее чистое выражение и воплощение принципа рациональности; наука проникает прежде всего в производство, а затем и в управление, наконец, также и в быт — в этом социолог видит одно из свидетельств универсальной рационализации современного общества.
Рационализация представляет собой результат соединения исторических факторов, предопределивших развитие Европы за последние 300-400 лет. Причём, и это характерно для веберовской методологии, переплетение этих факторов — своего рода историческая «случайность», а потому рационализацию следует считать не столько необходимостью исторического развития Европы, сколько её судьбой. Случилось так, что в определённый период в определённом месте встретились несколько феноменов, несших в себе рациональное начало античная наука, особенно математика, дополненная в эпоху Возрождения экспериментом и приобретшая характер новой, экспериментальной науки, глубоко связанной с техникой; рациональное римское право, которого не знали прежние типы общества и которое получило на европейской почве дальнейшее развитие в средние века; рациональный способ ведения хозяйства, возникший благодаря отделению рабочей силы от средств производства.
Важным фактором, позволившим синтезировать все эти элементы, стал, по М. Веберу, протестантизм, создавший мировоззренческие предпосылки для осуществления рационального ведения хозяйства и сформировавший «капиталистический дух». Успех, рациональность, аскетизм, неустанный труд в рамках своей профессии протестантизм возвел в ранг религиозного призвания.
Интересы М. Вебера, как уже говорилось, были чрезвычайно широки. Значительный вклад он внес в становление и развитие политической науки. Не имея возможности рассмотреть здесь все его политические концепции, остановимся на центральной и наиболее значимой – теории власти, или господства, которая, надо сразу сказать, является своеобразным политическим продолжением веберовской теории социального действия.
Хотя М. Вебер определяет власть традиционно – как «возможность для одного деятеля в данных социальных условиях проводить собственную волю даже вопреки сопротивлению», это представление существенно модернизируется принципиальным дополнением «господство означает шанс встретить повиновение определенному приказу» [86, p. 53].
Оно, таким образом, не сводится исключительно к давлению или влиянию со стороны субъекта власти. Господство подразумевает взаимную координацию, ориентацию людей (правителей и подданных) относительно друг друга, их взаимное, если воспользоваться термином Вебера, ожидание правители ожидают, что их приказу будут повиноваться, а подданные – что приказ будет иметь такой характер и содержание, которое ими ожидается, признается в качестве правомерного. Итак, по М. Веберу характернейшей и неотъемлемой чертой политической власти является легитимность, т.е. признание власти со стороны подданных в качестве нормальной, естественной, справедливой, их готовность, сложившаяся на этом основании, повиноваться такой власти. Другими словами, отношения господства предполагают как зависимость подданных от правителей, так и зависимость правителей от подданных, которые «соглашаются» быть подданными, управляемыми, исполнителями.
Момент «признания» М. Вебер кладет в основу классификации господства, выделяя три «мотива уступчивости», которые характеризуют три типа господства. Поскольку господство – это структурированная власть, М. Вебер выделяет и описывает также присущие этим типам господства управляющие структуры.
Первый тип господства — легальный. В его основе лежит целерациональное действие, которое обусловлено «интересами, т.е. целерациональными соображениями повинующихся относительно преимуществ или невыгод» такого подчинения. Этот тип господства характерен для современных Веберу европейских стран. Отличительная черта легального господства – подчинение и приверженность не конкретным лицам, а законам, которым должны повиноваться все – и управляющие и управляемые.
Аппарат управления (или, как его обычно называет М. Вебер, «штаб управления») состоит из специально образованных и подготовленных к управленческому ремеслу чиновников. Основное требование, которое к ним предъявляется, — действовать «невзирая на лица», отвлекаясь от пристрастий, симпатий и антипатий, т.е. по строго формальным и рациональным, лишенным, так сказать, личностных, индивидуально-конкретных аспектов, правилам. Формально-рациональное начало – принцип, лежащий в основе легального господства.
Бюрократия, бюрократический аппарат, бюрократическое управление – все это, по М. Веберу, самый чистый тип легального господства, т.к. он воплощает в себе предельную формальную рациональность. По мнению социолога, чиновник компетентен, подчинен только «деловому служебному долгу», рассматривает свою службу как единственную и главную профессию, вознаграждается постоянным окладом, предвидит свою карьеру, которая не зависит от суждений начальства, он не присваивает и не передает по наследству служебные места, подлежит единой служебной дисциплине и контролю. Все это и делает его, с точки зрения М. Вебера, персонификацией формальной рациональности, ее эффективным оружием. Разумеется, «идеальный тип формально-рационального управления» не имел и не имеет эмпирического осуществления ни в одной из стран. Главная мысль, которую социолог хочет подчеркнуть, состоит в характеристике бюрократии как управленческой машины, которая не имеет никаких интересов, кроме интересов дела, не имеет собственных целей, свободна от всяких содержательных (ценностных) ориентаций.
Но управление, политика невозможны без таких ориентаций и целей. Они могут быть привнесены в управление только публичными политиками, лидерами, вождями. Причем, как подчеркивает социолог, речь должна идти именно о всенародно (плебисцитарно) избранном лидере, который формулирует и проводит политическую программу и самим своим наличием укрепляет легитимность власти. Такой лидер, или вождь, необходим, так как легитимность власти, основанная на формально-рациональном принципе, слишком непрочна и хрупка, не совсем понятна народу, вызывает у широких масс населения сомнение. Она потому должна быть дополнена другими основаниями – традицией либо харизмой.
Традиционное господство связано с верой не только в законность, но даже в священность издревле существовавших порядков или властей (например, в естественность монархического принципа устройства государственной власти), в его основе, следовательно, лежит традиционное действие. Оно – власть традиции. Традиционное господство довольно прочно и присуще предшественникам современного буржуазного общества. Чистым типом этого господства является патриархальная власть. Его структуру можно представить в виде взаимосвязи между господином, слугами и подданными. При этом аппарат («штаб») состоит из лично зависимых от господина чиновников, родственников, друзей или вассалов. Не служебная дисциплина, не деловая компетентность или профессионализм, а именно личная верность (преданность) служит основанием для назначение на должность или для продвижения по иерархической лестнице.
Третий тип господства – харизматический. Харизма (в переводе с греческого – божественный дар) – это некая экстраординарная способность, свойство, качество индивида, выделяющее его среди остальных и – самое главное – дарованное ему природой, Богом, судьбой. В основе харизматического типа господства лежит аффективное действие, оно принципиально иррационально и в этом заключена его сила. К харизматическим свойствам М. Вебер относит магические способности, пророческий дар, выдающуюся силу духа и слова. Харизмой обладают герои, вожди, великие полководцы, маги, пророки и провидцы, гениальные художники, выдающиеся политики, основатели мировых религий, основатели государств, завоеватели народов и т.п.
Харизматическое господство держится, таким образом, в противовес традиционному, на вере в исключительные качества некоей личности, способной «сломать традиции», «перевернуть мир», открыть перед своими последователями новые перспективы, принести новые – истинные – ценности. М. Вебер рассматривал харизму как «великую революционную силу», связывая этот тип господства с лидерством в реформистских, революционных и религиозных движениях, ломающих старые общественные порядки.
Но, как и традиционный тип господства, харизматическое основывается на личных отношениях между господином (вождем) и подчиненными (приверженцами). Однако источником личной преданности здесь является уже не традиция и не признание формального права вождя на власть, а эмоционально окрашенная вера в его харизму и преданность этой харизме. Отсюда понятно, почему иррациональность лежит в основе формирования «штаба управления» (лидер приверженцы, учитель и ученики), взаимоотношений между участниками движений, процесса принятия решений вождём и т.п.
Естественно, что одна из основных задач харизматического лидера – постоянно поддерживать в приверженцах такую веру. Надо сказать, что М. Вебер анализирует харизматического лидера безотносительно к тому, что последний возвещает, безотносительно к его роли — позитивной или негативной — в истории. Поэтому в число харизматических лидеров у Вебера попадают как те личности, которые действительно внесли неоценимый вклад в прогресс общества, так и фигуры, ставшие в глазах современников и потомков олицетворением зла.