Судьба как экзистенциал и мифологема

Судьба как экзистенциал и мифологема

Судьба как экзистенциал и мифологема
С.Ф. Денисов, Омский государственный педагогический университет, кафедра философии
В связи с возросшим интересом со стороны ученых-гуманитариев к антропологической проблематике понятие судьба» по праву начинает занимать одно из центральных мест как в осмыслении сущности человека, так и в определении путей развития культуры и цивилизации. Это понятие, выражая существенные состояния человеческой жизни, неизбежно становится одним из центральных объектов исследования в философии жизни.
Судьба в философии жизни связывается с направленностью жизненного потока и с его изменением. Согласно Г. Зиммелю, жизнь любого человека имеет какую-либо направленность, свои характерные интенциональные особенности, обусловленные прежде всего внутренним состоянием человеческой психики. В то же время человек действует во внешнем предметном мире, в котором происходят различные события. Последние, несмотря на то, что имеют свою собственную логику развития, вовлечены человеком в жизненный поток, осмысливаются им и оказывают существенное влияние на направленность жизни. Судьба, согласно Зиммелю, это такое состояние человеческой жизни, которое под влиянием внешних событий резко изменяет свою направленность. Так, встреча со знакомым человеком на улице может носить просто случайный характер мы поговорили буквально ни о чем и молча разошлись, каждый оставшись со своими проблемами. Но если эта встреча становится исходным пунктом решительных жизненных перемен, то такое состояние обстоятельств получит название судьбы.
Изменение направления жизни, понимаемого как судьба, зависит не только от внешних обстоятельств, но и от внутреннего духовного мира человека, поэтому Г. Зиммель утверждает, что животные и Бог лишены судьбы. «Животному недостает смысла жизни, той идеальной интенции, которая утверждает себя сверх полагаемого извне, чисто каузального события, но при этом все же способна ощутить определяющее вовлечение этих событий в нашу жизнь… Для божественного существования нет ничего изначально ему чуждого, в себе необходимого события. Напротив, все события с самого начала объемлются божественной сущностью или промышляются его волей. Для него нет ни препятствий, ни побудительных мотивов, которые он испытывал бы изнутри, нуждаясь в преображении из случайности в смысл» [1].
Таким образом, Г. Зиммель считает, что судьба — это иное название случайности, возникающей на пересечении двух необходимостей друг, идущий по улице в силу какой-либо необходимости, и я, идущий по этой же улице со строго определенной целью. И вот — встреча, круто изменившая мою жизнь. Это и есть судьба. Или — столкновение внутреннего духовного мира человека, представляющего своеобразную необходимость, с внешними обстоятельствами, функционирующими по своим законам и являющимися иной формой необходимости, это тоже судьба. Судьба подобна искре, появившейся при столкновении двух необходимостей. Однако понимание судьбы как случайности вызывает ряд возражений.
Во-первых, термин «судьба» обычно используется для характеристики всей жизни или ее отдельных сторон. Мысль Г. Зиммеля, напротив, сводится к тому, что судьба — это узловые пункты жизненного процесса, резко меняющие его направление. В таком случае мы должны были бы утверждать, что здесь, в такое-то время нашу жизнь посетила судьба, а в дальнейшем мы просто живем без судьбы. Понимание судьбы как случайности подводит к тому, что мы иногда живем без судьбы.
Во-вторых, поскольку судьба — это случайность, не зависящая от человека, от его сознания и переживаний, постольку она предстает неким иррациональным, лишенным смысла и цели началом. Поэтому, если в этом значении мы будем использовать понятие «судьба», то обнаружим, что жизнь с судьбой — это бесцельная жизнь, а жизнь, насыщенная мыслью и целью, представляет собой существование без судьбы.
В-третьих, понимание судьбы как случайности неизбежно приводит к отождествлению ее с несвободой. Но поскольку судьба — это узловые пункты жизни, которые изменяют ее направление, то получается, что человек несвободен именно в этих точках бифуркации, а в остальной жизни, лишенной судьбы, господствует свобода. Но с таким пониманием свободы довольно трудно согласиться.
В-четвертых, если судьба — это несвобода, бесцельная и бессмысленная жизнь, нечто темное и иррациональное, то человек, наделенный сознанием и разумно относящийся к действительности, будет стремиться преодолеть свою судьбу, какой бы счастливой и удачной она ни была. Допустим, человек в силу случайного стечения обстоятельств добивается блестящих успехов на жизненном поприще и понимает, что это его судьба. Но в то же время он знает, что судьба выражает собой несвободу и представляет бесцельную и бессмысленную жизнь. Даже без углубленного философского анализа ощущается какая-то противоречивость в понимании судьбы как несвободы.
Эта противоречивость стала предметом рассмотрения для О. Шпенглера. Немецкий философ считал направленность жизни явно недостаточной для понимания судьбы. Направленность, подобно вектору, указывает на цель. Хаотичная жизнь лишена судьбы, ибо такая жизнь бесцельна. Так же и жизнь, определяемая только внешней необходимостью, лишена судьбы в силу отсутствия поставленной цели. По мнению Шпенглера, судьба — это внутренняя логика самой жизни, ее глубинная закономерность, вытекающая из самой жизни и резко отличная от законов развития и функционирования природы. Кроме того, если в науке человек открывает законы, каузальные связи, то в жизни он улавливает судьбу, переживает ее. «В идее судьбы,- пишет Шпенглер,- открывается мировая тоска души, ее взыскание света, взлета, завершения и осуществления своего назначения. Она не чужда в полной мере ни одному человеку, и лишь поздний, оторванный от корней обитатель больших городов со своим чутьем на факты и властью механизирующего мышления над исконным созерцанием становится к ней слеп, пока в один из провальных часов она не предстанет ему со страшной отчетливостью, стирающей в порошок всю каузальность мировой поверхности» [2].
При кажущемся различии в понимании судьбы между Г. Зиммелем и О. Шпеглером имеется много общего. Понятием «судьба» оба философа выразили зависимость человека и общества от сил, которые оказывают существенное влияние на протекание жизни, ее направленность, предназначение, ценностные ориентации. В то же время многие философы писали о зависимости человека от каких-либо сил, о детерминированности его активности, но при этом обходились без понятия «судьба». Но тогда в чем смысл введения в философию этого понятия?
По-видимому, необходимость этого обусловлена объектом исследования, каковым выступает жизнь человека. Ее невозможно исследовать теми рациональными методами, которые используются философами для поиска человеческой сущности. Жизнь — это не только и не столько сфера чистого сознания и логических схем, она наполнена эмоциональными компонентами, переживаниями, это — сфера существования, а не сущности. Впрочем, сущность проявляется в сфере существования, но она меняет здесь свои формы, приобретает новые черты. Именно в сфере существования становятся значимыми такие понятия, как судьба, любовь, тоска, озабоченность, совесть и многие другие. Конечно, можно говорить о зависимости человека от внешних или внутренних сил безотносительно к переживаниям человека, но когда мы начинаем включать последние в поле своего исследования, вот тогда и встает необходимость оперирования понятием «судьба». Таким образом, судьба — это один из важнейших экзистенциалов человеческой жизни.
Г. Зиммель и О. Шпенглер различным образом понимают те силы, которые оказывают влияние на жизнь человека. Зиммель, несмотря на то, что ведет речь о двух видах факторов, довлеющих над человеческой жизнью, под судьбой понимает прежде всего детерминацию человеческой жизни внешними силами. В отличие от своего предшественника, Шпенглер сосредоточил внимание на зависимости человека от его духовной культуры. В философии жизни судьба предстает в качестве понятия, посредством которого выражается зависимость человеческой жизни от сил, которые оказывают на нее существенное влияние. Эти силы переживаются человеком и затрагивают не только рациональную сферу человеческой активности, но и находят отражение в чувственно-эмоциональной сфере. Поскольку человек всегда от чего-нибудь зависит от духовных культурных установок или от природы, в которой господствует каузальность, и так или иначе переживает зависимость своей жизни от этих сил, постольку все многочисленные смыслы судьбы обусловлены, во-первых, характером тех сил, от которых зависит человеческая жизнь, и, во-вторых, от того, как эта зависимость переживается человеком.
Идея судьбы является наиболее древним экзистенциалом и возникает уже в первобытном обществе, в те далекие времена, когда человек только начинал осознавать и переживать зависимость своей жизни от окружающей его природы и от поведения своих сородичей. Возникает мифологема судьбы, т.е. идея судьбы, представленная мифологическим сознанием.
Смыслы судьбы как мифологемы имеют, метафорически выражаясь, несколько уровней. Первый из них обнаруживается в мифах, повествующих о духах и божествах, олицетворяющих силы, влияющие на жизнь человека, а также в описаниях жизни отдельных мифологических героев.
Первоначально судьба олицетворялась или, лучше сказать, одухотворялась, в виде греческих демонов и римских гениев, в которых верили как в духов-покровителей, рождающихся вместе с человеком и нередко умирающих вместе с ним. Демон представлял собою некую неопределенную и неоформленную силу, определяющую жизнь человека. Демон — «это мгновенно возникающая и мгновенно уходящая страшная роковая сила, которую нельзя назвать по имени, с которой нельзя вступить ни в какое общение. Внезапно нахлынув, он молниеносно производит какое-либо действие и тут же бесследно исчезает» [3]. Демон — это неразумная, иррациональная сила, во власти которой находится человеческая жизнь. В римской мифологии демонам соответствовали гении. Считалось, что гений — это божество, руководящее действиями человека, прежде всего мужчинами. Впоследствии, по мере развития Римского государства, сложилось представление, что гении руководят не только действиями отдельного человека, но и воинских частей, промышленных корпораций, городов и т.д.
В греческой архаике и ранней классике (VIII-V вв. до н.э.) судьба предстает в виде трех сестер. Это мойры Лахесис («дающая жребий»), Клото («прядущая») и Антропос («неотвратимая»). Они, как считает Платон, дочери богини Ананке («необходимость»). Лахесис назначает жребий человеку еще до его рождения, Клото — прядет нить его жизни, а Антропос неотвратимо приближает будущее. В образах мойр воплотилась идея судьбы как неизбежности, довлеющей над человеком слепой необходимостью, и не случайно Платон подчеркивает, что Мойры — дочери Необходимости.
В древнеримской мифологии богинями судьбы, равнозначными греческим мойрам, являются парки, которых, согласно наиболее распространенным мифам, тоже было три Нона, Децилла — покровительствующая ребенку на девятом или десятом месяце жизни и Морта — богиня смерти. Образы, аналогичные мойрам и паркам, встречаются и в скандинавской мифологии, это богини судьбы — норны, выступающие низшими божествами и, подобно Клото, прядущие нить жизни, которая может разорваться в любое мгновение, скажем, от резкого движения богини.
Мойры, парки, норны раскрывали судьбу и как необходимость, и как случайность. С одной стороны, силы, которые довлели над человеческой жизнью, представляли собой слепую, неразумную необходимость, которая была неподвластна ни воле человека, ни его познанию. С другой стороны, эти же силы воплощали в себе случайность Лахесис случайно выбирала жребий для родившегося, не говоря уже о Клото, у которой, как уже указывалось, нить жизни могла прерваться совершенно случайно, например, от неосторожного движения, вызванного резким перепадом настроения. В конце концов, древним богам ничто человеческое не было чуждо и многие их решения и действия были обусловлены их настроениями и эмоциональным состоянием. А оно бывает различным, особенно если эти боги — существа женского рода.
В последующем судьба как необходимость и судьба как случайность продолжали олицетворяться в богах, т.е. подвергались дальнейшему мифологическому осмыслению и даже становились объектом философской рефлексии. В древнегреческой мифологии судьба как случайность предстала в образе богини Тюхе, что в переводе с древнегреческого буквально означает «попадание». В римской мифологии образом судьбы как случая выступает богиня Фортуна, бывшая первоначально богиней урожая и материнства, т.е. тех жизненно важных областей, которые во многом зависели от случая. Через мифологические образы Тюхе и Фортуны жизнь предстала в форме азартной игры, в которой успех зависит от случайных обстоятельств, которые иногда превращают солдата в императора. Так, введение культа Фортуны связывают с именем Сервия Туллия, сына рабыни, ставшего благодаря случаю императором.
Всеохватывающая детерминация человеческих поступков внешними, порой чуждыми человеку, силами, тотальная зависимость человеческой жизни от слепой необходимости нашла закрепление в понятии «фатум» и «рок». Фатум — это уже не божество, хотя в древнеримской мифологии довольно часто речь шла о фатах. Но это были божества, подобные мойрам. Фатум — это скорее философская категория, посредством которой описывался характер действия внешних сил на человеческую жизнь, нежели понятие мифологического сознания. Но эта философская категория отлична от понятий рационализированной философии о сущности бытия. Фатум — категория философии жизни, показывающая, как остро переживается человеком фатальность жизни.
Таким образом, содержание первого смыслового слоя или уровня мифологемы «судьба» представлено ответом на вопрос «как» (как действуют силы на жизнь человека, каков характер действия этих сил); второй смысловой уровень этой мифологемы обусловлен ответом на вопрос «что» (что представляют собой те силы, от которых зависит человеческая жизнь, каковы они).
Второй смысловой уровень мифологемы «судьба» содержит, по крайней мере, три инвариантных смысла. Во-первых, судьба как часть, доля, во-вторых, судьба как речь, слово и, в-третьих, судьба как суд.
Судьба как часть. Судьбу в русском языке часто называют долей. Выражение «тяжелая доля», означает не что иное как тяжелую, несчастную судьбу. Доля это часть, например, делить пирог на доли, т.е. на части. Судьба, благоприятствующая человеку или просто хорошая судьба, в русском языке звучит как счастье (с-часть-е); несчастье — это отсутствие части (не-с-часть-е). Несчастный человек — это такой, который не имеет своей доли, части. Синонимами слова судьба выступают такие слова как удел (земельный удел как часть общей земли); участь (у-часть).
В греческом языке слово «мойра» первоначально означало «часть», «доля». Также переводится и латинское слово «парка». Такое понимание судьбы присутствует во многих языках, в частности, оно является ключевым в языке Заратуштры, а конкретней, в гатах, в той части «Авесты», священного свода зороастрийцев, что приписывается самому пророку. Судьба здесь означает долю, часть, удел. Семантика судьбы как доли, части, счастья, участи, удела находит ритуальные соответствия в архаических традиционных обрядах гадания, в актах деления обрядовой пищи, в частности, свадебного каравая, поминальной пищи, пасхального яйца, рождественского хлеба и т.п.
В понимании судьбы как части уже содержится ответ на вопрос «что собою представляют те силы, от которых зависит жизнь человека». Эти силы сконцентрированы в целом, едином, части от которого достаются человеку и частью которого он является. Если обратиться к мифам различных культур, то мы обнаружим, что этим целым, единым выступают космос и то общество, в котором функционируют мифы. Причем сама судьба, персонифицированная в образах Доли, Судьбы, Мойры, Усуда, Парки и других, сама зависит от целого, от космоса. Поэтому «мойра» и означала первоначально «часть».
Судьба как суд. Понимание судьбы как суда закрепляется во многих языках, в частности, славянских. В русском языке в слове «судьба» без какого-либо углубленного лингвистического анализа уже вычленяется смысл суда. Судьба — это суд-ьба. В славянской мифологии были представлены существа, управляющие жизнью человека и судящие его. Это Суд (русское) или Усуд (сербохорватское), которые распоряжались жизнью человека. Усуд рассыпал в своем дворце золото и родившиеся в это мгновение люди с неизбежностью становились богатыми и счастливыми. Когда же он рассыпал глиняные черепки, то людям, родившимся в это время, суждено было быть бедными и несчастными. Не составляет особого труда понять, что суд в мифологеме «судьба» имеет совсем иное значение, чем гражданский суд или суд Бога в монотеистических религиях. Ведь когда речь идет о суде, то сразу же напрашивается вопрос «А судьи кто?», т.е. кто судит и за что? С каких позиций и как судят судьи?
Мифологема судьбы как суда имеет тесную связь с судьбой как частью, долей. В славянской мифологии бог судьбы имеет значение доли, как впрочем и в неславянских культурах. Существуют как счастливая, так и несчастная доли (недоля, горе, злосчастие, беда, нужда, кручина и др.). При этом от человека не зависело (во всяком случае, на этом настаивали мифы), какая доля выпадет ему в жизни — счастливая или нет. Доля определяется случаем, а жизнь человека всецело находилась в руках богов судьбы или космоса как целого. Родился под счастливой звездой — будешь счастливым, нет — что ж, такова твоя судьба, таково было расположение звезд во время твоего рождения или таков приговор богов! Такой суд — это и не суд даже в нашем понимании слова, это «судилище», в котором не судят человека, а засуживают его. В судилище не спрашивают, не принимают во внимание никаких смягчающих обстоятельств — здесь только оглашается приговор ты будешь счастливым, а ты — нет. При этом отсутствуют всякие объяснения, ибо сами судьи не знают, почему они выносят такой, а не какой-либо другой приговор. Можно согласиться с мнением С. Аверинцева, который пишет «Характерна этимология русского слова «судь-ба», находящая аналогии во многих языках судьба есть «суд», приговор», но не в смысловом аспекте справедливости (как, скажем, суд теистического бога), а в иррациональном аспекте принуждения, суд, увиденный глазами человека, которого «засуживают». В символике суда и приговора социальная природа идеи судьбы выступает с полной ясностью судьба — это вещно-непроницаемое, неосмысленное и неотвратимое в отношениях между людьми» [4].
Мифологемой «судьба» как судилище подчеркивается иррациональный характер судьбы, зависимость человека, его жизни от неуправляемых, неразумных сил природы, в то время как в христианской концепции судьбы как суда Божьего проводится мысль о необходимости опоры человека на высшие христианские, разумные ценности, стоящие выше, нежели ценности неразумной природы.
Судьба как речь. Во многих языках судьба ассоциируется с роком, при этом современная культура под роком понимает нечто неотвратимое, неизбежное, тождественное несвободе, что в принципе соответствует мифологической действительности. Но в то же время при анализе смыслов мифологемы «судьба» исследователю не избежать вопросов типа «Что собою представляет это неотвратимое и неизбежное? В чем содержание рока, который оказывает столь сильное влияние на человеческую жизнь? Что это за сила? Мы уже зафиксировали в судьбе две силы, от которых зависит человек — это космос с многочисленными богами и духами или целое, а также судьба как судилище, которое устраивает космос, целое над человеком. И вот появляется третья сила — рок. Что собою представляет эта сила?
В русском языке «рок» означает «реку», «говорю», «речь». При этом «речь», «говорить», «рок» в значении «судьба» оказываются тесно взаимосвязанными с предикатами «пред-сказывать», пред-рек-ать», «про-роч-ествовать». Аналогичным образом происхождение многих древнегреческих и латинских номинаций судьбы, например, греческое «необходимость», произошло от слов «давать ответ», «говорить», «прорицать». Латинское «fatum», связанное с глаголом «fari», восходит в конечном счете к индо-европейскому bha — «говорить». Наконец, fatum (часто во мн. числе — fata) означает «слово богов», их речь, «рок».
Разумеется, в основе мифологемы «судьба» как речи лежат осознанные представления людей о силе воздействия слова на жизнь человека и его ценностные ориентации. Известно, что словом можно не только перевернуть всю человеческую жизнь, словом можно убить. Совсем не случайно в латинских текстах fatum как речь чаще указывает на судьбу как первопричину событий, нежели иные ее смыслы Hoc nisi fata darent, nunguam fortuna tulisset («Если бы не веление рока, это никогда бы не случилось») (cм. [5]). В выражении «накаркать беду» речь идет о болтливой вороне.
В мифологеме «судьба» рок — это даже и нечеловеческая речь как таковая. Это голос богов и космоса, засуживающих человека и заставляющих его действовать так, как того хочет целое. Случится то, что сказано космосом и его персонификаторами, т.е. богами, олицетворяющими безликую природу. Еще Сенека заметил, что судьба ведет послушного и силой влечет непокорного. Мифологическая судьба не оставляет место свободе. Не человек выбирает, а его выбирают. Человек не имеет голоса, его задача — слушать голос богов. «Имеющий уши, да слышит». Эта известная фраза из Библии настраивает человека не на говорение, а на слушание, подчинение голосам пророков.
Список литературы
Зиммель Г. Проблема судьбы//Зиммель Г. Избранное В 2 т. М., 1996. Т. 2. С. 188.
Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. Т. 1. Гештальт и действительность. М., 1993. С. 274.
Лосев А.Ф. Демон//Мифы народов мира Энциклопедия B 2 т. М., 1987. Т. 1. С. 336.
Аверинцев С. Судьба//Философская энциклопедия. Т. 5. М., 1970. С. 158.
Князевская Т.Б., Огурцов А.П. Судьба метафора, идея, культура//Вопр. философии. 1992. N 7. С. 180.

«