Соматические факторы в политическом поведение
СОМАТИЧЕСКИЕ (ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЕ) ФАКТОРЫ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ПОВЕДЕНИИ
Основной вопрос, решаемый этим биополитическим направлением Как влияют на политическую деятельность индивидов и групп людей их физиологические (соматические) характеристики? В частности, что можно сказать о политическом влиянии состояния здоровья, диеты, голодания, возраста, стресса, расовых и национальных и половых различий, алкоголизма, употребления психофармакологических средств? В классической работе под названием Биополитика» А. Сомит (Somit, 1972) подчеркивал, что изменения в физиологических функциях человека связаны с соответствующими переменами в сознании и политическом поведении. Вполне в русле этих взглядов Т. Виджел, Г. Шуберт и другие биополитики изучали в 70-е и 80-е годы ХХ века влияние усталости, болезней, биоритмов и др. на принятие ответственных решений и ведение международных переговоров политическими деятелями, в том числе в экстремальных ситуациях типа Карибского кризиса. Еще раньше – начиная с 60-х годов – проводились биополитические исследования по эффектам наркотиков и психофармакологических средств на политическое поведение людей. Л. Колдуэлл в 1964 г. указывал на «группу биополитических проблем», которые в то же время носят «непосредственно и специфически физиологический» характер, включая в эту группу индивидуальное человеческое поведение под влиянием сигарет, транквилизаторов, наркотиков и алкоголя – «вплоть до биохимического контроля над личностью» (Caldwell, 1964).
Ряд биополитиков указывали на возможность манипулирования теми или иными физиологическими параметрами людей ради достижения политических целей. Пример подобной манипуляции представляет так называемое промывание мозгов (brain washing),практиковавшееся в Германии, СССР, Китае. Лишая людей нормального питания и сна, создавая постоянный стресс в ходе утомительных допросов, возвращая людей путем ряда других хорошо продуманных мер в инфантильное состояние (когда возможно некритическое восприятие идей по типу «импринтинга»), китайские маоисты, например, добивались принятия людьми политических убеждений, которые внушали им в состоянии аффективного возбуждения, в отсутствие какой-либо рациональной аргументации (Somit, 1968, 1972; Somit, Slagter, 1983; Salter, 1998). Эти политические установки в дальнейшем оставались устойчивыми у многих узников китайских тюрем и лагерей даже после их освобождения (например, у американских солдат, взятых в плен китайцами во время Корейской войны и затем возвращенных в США).
Следуя общей логике данной книги, мы не ограничимся в данном разделе лишь обсуждением конкретных разработок биополитиков о влиянии «сомы» (греч. soma — тело) на ментальный мир человека и через него – на политические установки и поведение. Мы сосредоточим внимание на концептуальных основах этого направления биополитики, причем человек будет, как и в предшествующих разделах, расматриваться в сопоставлении с другими живыми организмами. Мы в этом разделе как бы устремимся вглубь индивидуального живого организма, чтобы разобраться с физиологическими факторами, которые, хотя и не детерминируют жестко поведение человека, все же ограничивают и модифицируют спектр поведенческих возможностей, в том числе и в политической деятельности. Фокальными точками в настоящей главе будут биополитически важные грани
Генетики (включая генетические детерминанты поведения);
Нейрофизиологии (в первую очередь, речь пойдет о функционировании мозга как субстрата всякой ментальной деятельности, включая политическую).
6.1. Кратко о генетике
Генетика, наука о наследственности и изменчивости живых организмов, охватывает следующие основные исследовательские направления 1) раскрытие закономерностей наследования и изменения признаков при репродукции (воспроизведении) живых организмов; 2) решение вопроса о том, как генетические факторы, во взаимодействии с факторами окружающей среды, определяют индивидуальное развитие (онтогенез) организма; 3) выяснение роли наследственности и изменчивости в процессе эволюционного развития живого; 4) создание концептуальных предпосылок для целенаправленного вмешательства в механизмы наследования признаков живых организмов (Дубинин, 1985). Фундаментальная категория генетики – ген, основная единица наследственности, передающая информацию о признаках живых организмов от одного поколения к другому.
Гены могут существовать в двух или более различных формах — аллелях — кодирующих разные варианты признака (например, одна аллель гена кодирует красный цвет, другая — белый цвет лепестков цветка растения). Эукариотические клетки (клетки всех организмов, кроме бактерий, именуемых прокариотическими клетками) в большинстве случаев содержат две копии каждого гена — являются диплоидными. Важнейшее исключение представляют половые клетки (гаметы), которые несут, как правило, лишь одну копию каждого из генов. и называются потому гаплоидными. Во многих случаях одна аллель гена в диплоидной клетке является доминантной. Это означает, что она маскирует эффект другой аллели (рецессивной). Классический пример первооткрывателя заонов генетики чешского монаха Грегора Менделя потомство от скрещивания гороха с желтыми и зелеными семенами (несущее гены обоих окрасок) в первом поколении дает только желтые семена, т.е. желтые семена соответствуют доминантной аллели, зеленые — рецессивной.
В результате прогресса генетических исследований, гены в ХХ веке были идентифицированы с локусами (участками) хромосом в клетке и далее с последовательностями структурных единиц дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК) – нуклеотидов. В ДНК содержится четыре варианта нуклеотидов – аденин (А), гуанин (G), цитозин (С) и тимин (Т). Таким образом, получается четырехбуквенный «алфавит». Последовательность из трех «нуклеотидных букв» (триплет) соответствует одной аминокислоте, компоненту белка, синтезируемого клеткой на базе «генной инструкции». Белки как структурные компоненты клетки, ферменты (катализаторы химических превращений) и регуляторы многообразных процессов на уровне клетки и целого организма определяют, в конечном счете, наследственно заданные признаки организма, формирование которых, однако, зависит также от условий среды. По каждому из генетически заданных признаков возникает вопрос типа «Nature or Nurture?» об относительной значимости наследственных и средовых факторов, жизненного опыта.
Помимо влияния среды, генетические исследования затруднены также тем, что лишь сравнительно немногие признаки являются моногенными — кодируются одним каким-либо геном (как цвет семян гороха в опытах Менделя). У человека к числу моногенных признаков можно отнести наличие веснушек или способность сворачивать язык в трубку. Большая часть биополитически важных (в первую очередь поведенческих) признаков человека зависит от многих генов одновременно (полигенные признаки), что обусловливает сложный характер их наследования.
Сжатый очерк ряда фундаментальных понятий генетики предваряет постановку основного вопроса данного подраздела каков вклад генетики в биополитику? Этот вклад можно классифицировать по следующим рубрикам
Роль генетических факторов в поведении (особенно социальном) человека в сопоставлении с поведением живых организмов вообще;
Генетическое разнообразие человеческой популяции как биополитическая проблема, часть более общей проблемы генетического разнообразия живого (ср. подраздел 3.2.);
Сенсационные достижения на базе генетики, такие как генетическая инженерия и терапия, клонирование и др. и связанные с ними биополитические проблемы («biopolicy»).
В последующих подразделах рассмотрены эти грани биополитической роли современной генетики и смежных с ней наук, кроме последней, которая рассматривается в разделе 7 в общем контексте «biopolicy». А в завершении данного подраздела добавим, что биополитическое значение могут иметь генетические данные о самых разнообразных (не только поведенческих) признаках человека. От аномального гена зависит одна из форм гемофилии (наследственного заболевания, при котором не свертывается кровь), а именно гемофилия А. Ген, отвечающий за гемофилию А, рецессивен и располагается на половой хромосоме Х, которая имеется в одном экземпляре у мужчин и в двух – у женщин. Этот ген проявляется поэтому только у мужчин. Гемофилия поразила целый «куст» семей европейских монархов. Кронцпринц Алексей в России был одним из потомков английской королевы Виктории, носительницы мутантного гена. Алексей болел гемофилией. Это способствовало сближению семьи Николая II с обладавшим знахарскими способностями Распутиным, что усугубило кризис монархии в России и косвенно способствовало наступлению событий 1917 года, изменивших социально-политические условия в России и в мире в целом (Рис. 12).
Если в приведенном примере мутация гена сыграла косвенную роль в изменении политических условий, то представляет интерес и обратная ситуация, когда социально-политические условия регулируют распространение тех иных генетических изменений. Альбинизм – генетическая аномалия, связанная с недостатком или полным отсутствием меланина, коричневого пигмента кожи, волос и глаз. Альбинизм проявляется в необычной белизне кожи, светло-голубом цвете глаз и светлой окраске волос. Альбинизм доставляет человеку немало проблем, как например повышенная чувствительность к свету, угроза рака кожи при длительном пребывании на солнце. Хотя альбинизм вызывает остракизм (социальное неприятие) в некоторых культурах человеческого общества, ген альбинизма накопился в высоких концентрациях в популяциях американских индейцев (частота альбинизма составляет 1 случай на 200 человек у индейцев хопи в Аризоне (США) и 1 случай на 40 человек у индейцев кунья в Панаме). Социальная причина такого распространения альбинизма в том, что поскольку альбиносы не выносят солнечного света, мужчины-альбиносы могут оставаться дома в течение дня. Эти обстоятельства обеспечивают альбиносам особые шансы в плане размножения. Так культурные нормы ведут к высокой частоте неблагоприятной мутации в популяции.
Объективно существующие расовые различия используются для оправдания порой откровенно неорасистких взглядов. Уже упомянутый Ф. Раштон ссылается на различия между среднестатистическими данными у представителей больших рас (европеоидной, монголоидной и негроидной) в IQ — коэффициенте интеллектуальности (в среднем 106 у монголоидов, 100 у европеоидов и 85 у негроидов), объеме мозга по отношению к объему тела и др. Все эти данные весьма дискуссионны (например, многие биополитики полагают, что тесты для определения IQ написаны для представителей европейской культуры, а африканцы не глупее, но просто не понимают, чего от них хотят). Данные Раштона о якобы повышенной заболеваемости негроидов в США СПИДом по сравнению с «белыми» не подтверждаются другми биополитиками, в частности, Джеймсом Шубертом.
Наконец, генетическое разнообразие человечества в настоящее время рассматривается все больше не на расовом и вообще групповом, а на сугубо индивидуальном уровне. Уже был отмечен интерес многих биополитиков к различиям между индивидами даже внутри одной семьи, вызванные генетическим разнообразием, дополненным дифференцирующим влиянием микроcреды.
Итак, одно из основных исследовательских направлений биополитики изучает вопрос о влиянии физиологического (соматического) состояния на политическую деятельность индивидов и групп людей. Одна из «фокальных точек» данного направления – роль генетических факторов в политическом поведении. Для многих поведенческих особенностей и аномалий человека характерен умеренный вклад генетических факторов, т.е. они формируются под комбинированным влиянием генетических факторов и факторов внешней среды. Вклад генетики в биополитику связан также с изучением генетического разнообразия человечества. Многие генетические данные указывают на значительную гетерогенность большинства современных наций, так что нация представляется результатом «фиктивного родства», общего для группы людей заблуждения относительно своего происхождения. Дискуссионным остается вопрос о степени важности расовых различий между людьми, однако многие факты свидетельствуют в пользу преобладания индивидуальных вариаций над расовыми в человеческой популяции. Системы мероприятий по стимулированию распространения в популяции людей «благоприятных» генов (позитивная евгеника) и элиминации (выбраковке) «неблагоприятных» (негативная евгеника) — вызывает существенные возражения, так как игнорирует вклад факторов среды, оставляет принципиально не разрешимым вопрос о критериях и авторитетах в деле «стимуляции» и «выбраковки», а также грозит снизить генетическое разнообразие человечества, представляющее значительную ценность и резерв устойчивости человеческой популяции.
6.4. Кратко о нейрофизиологии
Изучение нервной системы имеет биополитическое значение, так как она выступает как важнейший соматический фактор политического поведения. Влияние генетических факторов на поведение, о котором шла речь выше, не может быть исследовано без понимания нейрофизиологических механизмов поведения, на которые воздействуют генетические факторы. Нервная система – координатор деятельности всех органов и систем живого организма. Она воспринимает стимулы (раздражители) от внешней среды и от органов, тканей, клеток самого организма, перерабатывает и обобщает всю поступающую информацию и соответственно регулирует функционирование организма и его поведение.
Характерным (хотя и не единственным) компонентом нервной системы является нервная ткань – совокупность нервных клеток (нейронов). Нейроны – специализированные клетки, способные принимать сигналы от анализаторов (органов чувств) и других нейронов, перерабатывать их в нервные импульсы и проводить эти импульсы к нервным окончаниям, контактирующим с другими нейронами или клетками органов, принимающих те или иные команды от нервной системы. Перенос информации между нейронами или между нейроном и другой клеткой (рецепторная клетка органа чувств, клетка мышцы или железы и др.) осуществляется при помощи синапсов — специальных тонких щелей между конактирующими клетками. Синапсами завершаются отростки нейронов — аксоны и дендриты (они могут быть и непосредственно на теле нейрона). Импульс передается вдоль аксона или дендрита нейрона в электрической форме (мембранный потенциал). Как только импульс достигает окончания отростка нейрона, мембранный потенциал вызывает цепь событий, приводящих к выделению в синапс специфических веществ – нейротрансмиттеров (или нейромедиаторов). Они пересекают щель между контактирующими клетками и поглощаются соответствующими участками (рецепторами) на поверхности нейрона (иной клетки), расположенного по другую сторону синапса. В результате импульс передается на этот нейрон или по крайней мере на нем облегчается возникновение импульса (есть, впрочем, и такие нейротрансмиттеры, которые не облегчают, а тормозят проведение импульса на воспринявшей их клетке). Рапространение импульсов по нейронам (возбуждение) и гашение импульсной передачи (торможение) – эти два противоположно направленных процесса лежат в основе сбалансированного, гармоничного функционирования нервной системы – предмета кратко рассматриваемой здесь науки нейрофизиологии.
В ходе биологической эволюции нервная система претерпевает прогрессивное развитие от примитивных ее предщественников (донервных систем внутриорганизменного контроля) до той сложно организованной структуры, которая выступает в роли материальной основы психики, социального поведения, политической деятельности человека. Интересно, что хотя колонии микроорганизмов как биосоциальные системы, напоминающие многоклеточные организмы в ряде отношений, не имеют специализированной нервной системы, однако микробные клетки способны к интенсивной коммуникации, регулирующей поведение колонии в целом и ее клеток. В процессе межклеточной коммуникации используются вещества, выполняющие у высших животных функцию нейротрансмиттеров. Это предположение опирается на данные о синтезе микробными клетками некоторых нейротрансмиттеров и о специфических ростовых и структурных эффектах добавленных нейротрансмиттеров (Олескин и др., 2000). В микробных колониях формируются межклеточные контакты, напоминающие синапсы, присутствуют необычайно длинные клетки, которые предположительно передают, подобно аксонам нервных клеток, информацию от одного участка клетки к другому.
Сети из постоянно коммуницирующих клеток – эволюционная «предтеча» нервной системы. Клеточные сети характерны для колоний одноклеточных существ, они также свойствены эмбрионам животных на ранних стадиях развития, когда еще нет нервной системы как таковой («донервные эмбрионы»). В подобных «донервных» эмбрионах нейротрасмиттерные молекулы могут оказывать специфическое воздействие. Это согласуется с той общей идеей, что нейротрансмиттеры первоначально возникли в ходе эволюции как агенты межклеточной коммуникации (см. также 6.6.). Примитивные нервные системы имеют облик децентрализованных, не-иерархических сетей из нервных клеток. Такие нейронные системы представляют своеобразные аналоги децентрализованных, не-иерархических структур в сообществах многоклеточных животных и в человеческом обществе (ср. разделы 3 и 4). Такова организация нервной системы у кишечнополостных (например, у пресноводной гидры) и гребневиков. Дальнейшая эволюция нервной системы связана с концентрацией нервной клеток в виде ганлиев у переднего конца тела с последующем формированием головного мозга — цефализацией (см. выше 3.4.). Этот процесс поэтапно идет в ходе эволюции различных групп червей, моллюсков, членистоногих. С биосоциальной точки зрения интересно, что муравьи и другие социальные насекомые имеют в составе нервной системы оформленный головный мозг и в нем грибовидные доли, отвечающие за ряд сложных функций, включая координацию поведения в биосоциальной системе.
Позвоночные животные представляют собой особую линию развития, и нервная система даже примитивных позвоночных (рыб) характеризуется рядом черт, которые сохраняются вплоть до человека (Шульговский, 1997). Эти черты будут далее обсуждены в биополитическом ракурсе (см. 6.5 и 6.6). Подытожим пока в общей форме, в каких отношениях нейрофизиология интересна для биополитики как основной темы книги
Изучение нервных систем различных форм живого ставит человеческую нервную систему в общую эволюционную перспективу. Выше мы касались «биополитической подсистемы» биосоциальной системы, определив ее как «систему принятия решений» (подраздел 5.14.5). Нервная система наряду с гуморальной (эндокринной, гормональной) представляет собой именно биополитическую подсистему многоклеточного организма как высоко интегрированной биосоциальной системы, составленной из клеток. Организация нервной системы на разных уровнях эволюции воплощает в себе – в различных пропорциях – иерархические и неиерархические структуры из клеток (в основном нейронов) и может быть рассмотрена как полезный аналог политической системы человеческого общества, так что по крайней мере отдельные грани организационного дизайна нервных систем могут послужить «пищей для ума» при разработке социальных технологий, посвященных нетрадиционным социальным и политическим структурам в человеческом обществе. Так на новом уровне мы возвращаемся к античным и средневековым сопоставлениям между системами органов человека и элементами политических систем (например, голову с ее мозгом сравнивали с главой государства).
Наибольшее биополитическое значение, конечно, имеет исследование нервной системы человека. Она контролирует весь репертуар социального и политического поведения, будь оно сознательным или бессознательным, рациональным или иррациональным. По убеждению Р. Мастерса, все серьезные теории, объяснявшие человеческое поведение, в том числе и в приложении к политике, непременно опирались на ту или иную модель нервной системы. Так, Платон в политико-философском трактате «Республика» рассуждал о трех частях человеческой души, что поразительно напоминает современное представление о модульной организации головного мозга (см. следующие подразделы). Могут быть приведены аналогичные примеры других учений, созданных мыслителями различных эпох. Однако за последние десятилетия изучение человеческого поведения встало на более серьезную научно-эмпирическую базу, чем когда-либо раньше. Не случайно период 1990—1999 гг. был объявлен «Десятилетием мозга» в международном масштабе.
6.5. Модульная организация нервной системы
Нервная система позвоночных (включая человека) подразделяется на центральную (головной и спинной мозг) и периферическую, распространяющуюся по всему телу. Периферическая нервная система состоит из соматической, проводящей сознательно контролируемые импульсы к мышцам, костям, сухожилиям и др., и автономной, которая регулирует не подлежащую непосредственному сознательному котнтролю деятельность внутренних органов (сердце, кровеносные сосуды, легкие и др.). Некоторое биополитическое значение имеет тот факт, что автономная нервная система может задавать два разных режима функционирования организма, что находится в тесной связи с поведением. Соответственно, имеется и два компонента (модуля) периферической нервной системы – парасимпатическая и симпатическая нервная система. Доминирование парасимпатической нервной системы ведет к режиму «расслабления и переваривания пищи» – замедляется ритм биения сердца, усиливается кровоток к органам пищеварения и др. Другой модуль, симпатическая нервная система, наоборот, готовит организм к стрессу (к «атаке или бегству») ускоряются сердечный и дыхательный ритмы, тормозится пищеварение, расширяются зрачки, наступает услиленное потоотделение. Именно симпатическая нервная система отвечает за мобилизующий эффект, столь важный для богатой стрессами политических ситуаций – от президентских выборов до заговора, бунта, революции. В СССР и, вероятно, также в других странах проводились секретные испытания рецептур добавок к водопроводной воде, которые заставили бы (в экстремальных политических ситуациях) всех граждан идти с готовностью на бой или труд.
Перейдем к центральной нервной системе, включающей спинной и головной мозг. Спинной мозг возникает в эволюции как самостоятельный модуль, управляющий функционированием организма и многими сторонами поведения, но по мере перехода от примитивных к более эволюционно продвинутым позвоночным животным (птицам, млекопитающим) все более приобретает статус структуры, иерархически подчиненной головному мозгу, проводящей идущие от него команды к различным участкам тела. Серое вещество спинного мозга самостоятельно отвечает только за некоторые простые (сегментарные) рефлексы, например, коленный (удар молоточком по сухожилию голени вызывает разгибание коленного сустава). Учащиеся старших классов средней школы до недавнего времени (может быть, ва некоторых школах и по сей день?) изучали работу спинного мозга на нежелательной с биоэтической точки зрения (о биоэтике см. ниже – 7.4.) модели обезглавленной лягушке, которая способна сгибать лапку, если эту лапку ущипнуть или опустить в кислоту.
Актуальная проблема с биоэтическим и биополитическим звучанием касается ситуаций, когда человек уподобляется обезглавленной лягушке. Несмотря на то, что спинной мозг находится под контролем головного и вспадает в состояние торможения (спинномозговой, или спинальный, шок) при нефункционировании головного мозга, с течением времени шок проходит и спинной мозг берет на себя контроль некоторых функций организма. Поэтому, например, сердце продолжает биться у индивидов в состоянии запредельной комы (смерть головного мозга). К настоящему времени указанное состояние достоверно определяется при наличии квалифицированного персонала и аппаратуры, и биение сердца и наличие спинальных рефлексов не считается препятствием для признания человека мертвым, а его органов — материалом для трансплантаций (если нет противопоказаний). В то время как юридические проблемы, связанные с состоянием «смерть головного мозга», удалось в основном разрешить после детальной разработки соответствующих законов, биоэтические проблемы отчасти еще не решены, особенно если речь идет о необходимости принять во внимание религиозные взгляды, что остановить бьющееся сердце может Бог, а человек, если делает это, становится убийцей.
6.5.1. Головной мозг и принципы его функционирования. Головной мозг представляет собой передний отдел центральной нервной системы позвоночных, расположенный в полости черепа; главный регулятор всех жизненных функций организма и материальный субстрат его высшей нервной деятельности. Общий план строения головного мозга. всех позвоночных совпадает имеется (1) задний мозг, регулирующий витальные (жизненно важные) процессы — дыхание, кровообращение и др., а также координирующий простейшие формы двигательного поведения; (2) средний мозг, первоначально содержащий зрительные центры; (3) передний мозг, чья эволюционно первичная функция — обоняние. Задний и средний мозг объединяют понятием мозговой ствол.
Клссификация на передний, средний и задний мозг, являясь анатомической, не достаточна для понимания его функционирования. Особенно у приматов оказывается достаточно содержательной другая, функциональная классификация мозга на модули, каждый из которых может включать несколько анатомических отделов или, напротив, лишь часть отдела. Именно «модульная» классификация мозга имеет биополитическое значение и будет подробнее рассматриваться в последующих подразделах. Изложим в общей форме ряд общих принципов функционирования мозга – принципов, которые характерны для любых сложных сетевых систем и потому дают плодотворную пищу для аналогий между мозгом и человеческим социумом.
Параллельная работа различных отделов мозга и, в частности, параллельная обработка информации многими мозговыми структурами. Так, зрительная информация анализируется и в среднем мозгу, и в таламусе, и в коре больших полушарий, причем разные зрительные характеристики (формы, движения, яркость и др.) анализируются разными структурами в мозге. В порядке сравнения отметим, что и в человеческом социуме всякий новый важный стимул, скажем, угроза войны или экологический кризис (всякий вызов истории, как писал в своих работах английский историограф А. Тойнби), также разлагается на отдельные составляющие, которыми занимаются специалисты. Например, в случае военной угрозы армия готовится к отражению удара (разные рода войск – по-разному), пищевая промышленность проводит мероприятия по снабжению армии продовольствием, а также по созданию запасов для мирного населения, работники траспорта меняют график перевозок в соответствии с потребностями и др.
Принцип интеграции поступающей информации. Независимо процессированные разными отделами мозга зрительные характеристики объектов далее объединяются в целостную картину. Это «дело рук» так называемых ассоциативных зон коры больших полушарий. Последние уподобляются политической системе в государстве, задача которой объединить реакции разных специалистов на «вызов истории» (угрозу войны в приводимом выше примере) в единую общегосударственную стратегию. Однако мозг напоминает скорее не бюрократический, а сетевой вариант социума (см. раздел 4). Действительно, его модули действуют как независимые социальные сети – нет бюрократии, которая бы вначале в директивном порядке ставила перед ними задачи. «Порядок из хаоса», целостная картина из фрагментов возникает лишь вторично. Эта картина в целом – но не в некоторых деталях— в норме совпадает с реальным обликом наблюдаемых мозгом объектов. Однако можно показать, что мозг не механически, а творчески отражает окружающий мир. Он может его творчески дорабатывать и даже обманывать нас (известные примеры оптических иллюзий). Мы не видим черных дыр в зоне наших слепых пятен обоих глаз, ибо мозг закрашивает эти зоны общим фоном1
Французский король Людовик XIV забавлялся тем, что ставил придворных так, чтобы их головы приходились на зоны его слепых пятен. Тогда придворные представали перед ним без голов.
Принцип модульной организации. Мозг, как и вся нервная система, представляется совокупностью блоков, выполняющих определенные комплексы функций. К числу самых крупных модулей относятся рептилиальный мозг, лимбическая система, неокортекс (рис. 13). Эти модули примерно соответствуют этапам эволюции головного мозга по линии пресмыкающиеся (рептилии) → млекопитающие → приматы. В целом мозг приматов (и человека), включающий все три указанных модуля в наиболее развитой форме, обозначается как триединый мозг (The Triune Brain). Классификация мозга на три модуля напоминает концепцию Зигмунда Фрейда о трех элементах психики человека – ид (эволюционно древние мотивы поведения), суперэго (стихийные эмоции, чувство вины, страха и др.) и эго (рациональная оценка ситуации, рациональный контроль за поведением). Подчеркнем еще раз, что функциональные модули мозга не совпадают с его анатомическими отделами, данными выше — это разные классификации частей головного мозга.
Сигнальные вещества биополитические аспекты
Одним из древних (с эволюционной точки зрения) каналов коммуникации является коммуникация с помощью химических агентов (см. выше 5.5.). Химические коммуникационные агенты (сигнальные вещества) переносят информацию между свободно живущими одноклеточными существами; между клетками внутри организма; между многоклеточными организмами. Достаточно многие из сигнальных веществ эволюционно-консервативны. Они возникли в эволюции как сигналы, используемые микроорганизмами и далее приобрели новые роли у многоклеточных организмов, включая высших животных и человека. Многие из категорий сигнальных веществ представляют несомненный биополитический интерес, влияя на социальное поведение человека. Мы рассмотрим в этом подразделе 1) нейротрансмиттеры; 2) гормоны и 3) феромоны. Следует иметь в виду, что многие химические агенты сочетают несколько ролей, например, серотонин одновременно выступает как нейротрансмиттер и в то же время как локально действующий внутритканевый агент межклеточной коммуникации (гистогормон). Серотонин и целый ряд других соединений, выполняющих нейромедиаторные функции у животных и человека, представляют собой весьма эволюционно-консервативные агенты, содержащиеся в тканях растений, в донервных эмбрионах животных2, у одноклеточных форм жизни (Олескин и др., 1998, 2000).
См. Рощина В. В. Биомедиаторы в растениях. Ацетилхолин и биогенные амины. Пущино 1991. С.31-37; Бузников Г.А. Нейротрансмиттеры в эмбриогенезе. М. 1987. С. 30-40.
6.6.1. Нейротрансмиттеры у микроорганизмов. Для создания эволюционно-биологической перспективы для дальнейшего повествования о непосредственном вкладе нейротрансмиттеров в биополитику компактно изложим собственные данные о синтезе нейротрансмиттеров про- и эукариотическими микроорганизмами и об эффектах добавленных нейротрансмиттеров в микробных системах3
Экспериментальные данные излагаются в работах Олескин А.В., Кировская Т.А., Ботвинко И.В., Лысак Л.В. Действие серотонина (5-окситриптамина) на рост и дифференциацию микроорганизмов // Микробиология. 1998. Т.67. № 3. С.305-312; Цавкелова Е.А., Ботвинко И.Б., Кудрин В.С., Олескин А.В. Детекция нейромедиаторных аминов у микроорганизмов методом высокоэффективной жидкостной хроматографии // Докл. Росс. Акад. Наук. 2000. Т. 372. С.840—842. См. также обзоры (Олескин и др., 1998, 2000).
Микроорганизмы содержат аминные нейротрансмиттеры. Методом высокоэффективной жидкостной хроматографии с электродетекцией продемонстрировано наличие серотонина в биомассе грамположительных бактерий Bacillus subtilis и Staphylococcus aureusв концентрациях порядка 10 -6 М, сопоставимых с его содержанием в крови млекопитающих (таблица). Катехоламины (норадреналин и дофамин) оказались широко распространены у тестированных прокариот; их концентрации приблизительно соответствуют таковым в крови млекопитающих или даже превышают последние. Экуариоты (дрожжи Saccharomyces cerevisiae и грибок Pennicilum chrysogenum)содержали только норадреналин из числа детектироованных аминных нейротрансмиттеров. У большинства микроорганизмов обнаружены также продукты метаболизма (окислительного дезаминирования) нейротрансмиттеров – 5-гидроксииндолуксусная кислота (5-ГИУК) и дигидрофенилуксусная кислота (ДГФУК). В разделе 5 (5.13) мы упомянули биополимерное покрытие клеток в колонии (матрикс). На примере богатой матриксом бактерии B. subtilis (вариант М) нами продемонстрировано, что нейромедиаторные амины (норадреналин и дофамин) содержатся не внутриклеточно, а в покрывающем клетки матриксе. Данный факт представляет довод в пользу возможной межклеточной коммуникативной роли этих аминов, поскольку слагающие матрикс биополимеры способствуют диффузии низкомолекулярных химических сигналов в пределах колонии. В свете предположения о внутриколониальной коммуникативной функции нейротрансмиттеров они, возможно, служат информационными молекулами ограниченного радиуса действия не только у многоклеточных животных (где они «прицельно» передают информацию от нейрона к нейрону, см. ниже), но и даже у прокариот, ибо матрикс удерживает низкомолекулярные вещества в пределах синтезировавшей их микробной колонии.
Микроорганизм
Нораденалин
Дофамин
ДГФУК
Серотонин
5-ОИУК
Bacillus cereus
—
2.13
0.69
0.85
0.95
B. mycoides
0.32
0.25
0.81
—
0.33
B. subtilis В целом Фракция клеток Фракция матрикса
0.25
0.36
—
—
0.42
—
—
—
—
—
0.26
0.34
—
—
0.52
Staphylococcus aureus
—
1.35
1.54
2.2
—
Escherichia coli
—
1.61
2.64
—
0.81
Proteus vulgaris
0.6
0.73
0.46
—
0.4
Pseudomonas aeruginosa, вариант R
—
—
1.62
—
2.7
P. aeruginosa, вариант S
—
—
3.74
—
2.1
Serratia marcescens
1.87
0.6
1.47
—
0.51
Zoogloea ramigera
—
—
14.2
—
0.34
Дрожжи
0.21
—
—
—
0.26
Penicillum chrysogenum
21.1
—
88.9
—
10.8
Добавленные нейротрансмиттеры вызывают ростовые и структурные эффекты в микробных системах. Так, мы показали, что серотонин (Рис. 14) в микромолярных концентрациях (0,1—25 мкМ), стимулируют рост кишечной палочки Escherichia coli, пурпурной бактерии Rhodospirillum rubrum4 В тех же концентрациях серотонин меняет макро- и микроструктуру колоний – стимулирует агрегацию микробных клеток (образование их скоплений) и формирование межклеточного матрикса (Рис. 15). В более высоких концентрациях (25-50 мкМ и выше) серотонин оказывает противоположное влияние – частично подавляет рост микроорганизмов и агрегацию их клеток с матриксообразованием. Стимуляция роста микробных культур наблюдали также в присутствии дофамина, но не норадреналина (не показано). Эффекты микромолярных концентраций серотонина и дофамина нами интерпретируются в рамках предположения о сигнальной роли этих агентов, что согласуется с приведенными выше данными об их эндогенном синтезе. По их концентрации клетки могут оценивать плотность собственной популяции и активно расти, если эта плотность выше определенного порога (гипотеза кворум-зависимого действия нейротрансмиттеров, по аналогии с данными литературы об эффектах других коммуникативных факторов, см. обзор Олескин и др., 2000). Для выяснения конкретных механизмов действия нейромедиаторов в микробных системах(предположительно зависимых от рецепторов в мембранах) в настоящее время наша лаборатория исследует их эффекты на мембранный потенциал, скорость дыхательного транспорта элеткронов и другие параметры микробных мембранных систем.
Стимуляция серотонином роста бактерии Enterocococcus faecalis и дрожжей Candida guillermondii устаноывлена в работах другой лаборатории. См. Страховская М.Г., Иванова Е.В., Фрайкин Г.Я. Стимулирующее влияние серотонина на рост дрожжей Candida guillermondii и бактерий Streptococcus faecalis //Микробиология. 1993. Т.62. С.46-49.
Полученные данные в о роли нейротрансмиттеров серотонина, норадреналина и дофамина в микробных системах представляют интерес не только как яркая иллюстрация эволюционно-консервативного характера этих сигнальных молекул. Известно, что митохондрии эукариотических клеток – симбиотические потомки прокариот, а именно, той их подгруппы, в состав которой входит E. coli и R.rubrum. Поэтому исследования бактериальных рецепторов к нейромедиаторам и в целом эффектов эволюционно-консервативных нейромедиаторов в микробных системах актуальны для нейрохимии мозга в связи с данными о роли митохондрий мозговых нейронов в связывании нейромедиаторов. Избыточное связывание нейротрансмиттеров рецепторами митохондриальных мембран нейронов мозга – важная предпосылка ряда мозговых заболеваний (инсульт, болезнь Альцгеймера и др.)5. Что касается конкретно серотонина, то он представляется в свете изложенных фактов эволюционно консервативным «гормоном социальности», побуждающим клетки и целые многоклеточные организмы вступать во взаимодействие друг с другом, формировать социальные структуры (Masters, 1994). Отметим в порядке сопоставления, что серотонин вызывает агрегацию также тромбоцитов крови млекопитающих. От эволюционно-биологической перспективы с включением данных о нейромедиаторах в микробных системах перейдем к их специфической роли в нервной системе высших животных и человека.
Montal M. Mitochondria, glutamate neurotoxicity and the death cascade // Biochim. Biophys. Acta. 1998. V.1366. P.113-126
6.6.2. Нейротрансмиттеры и нейромодуляторы. Нейротрансмиттеры (нейромедиаторы) необходимы для передачи информации от нейрона к нейрону (или между нейронами и сенсорными клетками или клетками мышцы/железы). Интересно, что за перенос информации между двумя нейронами через разделяющих их синапс могут отвечать сразу несколько нейротрансмиттеров. В этом факте усматривают еще один пример параллельного действия модулей мозга – в данном случае нейротрансмиттерных систем. Говорят о своеобразной «мозговой демократии», позволяющей мозгу частично скомпенсировать дефицит одного нейротрансмиттера за счет использования другого (Харт, 1998).
Среди многих сотен обнаруженных нейротрансмиттеров, наиболее важными представляются следующие группы (1) аминокислоты глутаминовая кислота, аспрагиновая кислота глицин, гамма-аминомасляная кислота (ГАМК); (2) моноаминовые нейротрансмиттеры серотонин, ацетилхолин, катехоламины (адреналин, норадреналин, дофамин); (3) летучие неорганические нейротрансмиттеры исследуемые в последние годы, особенно окись азота (NO); (4) пептиды (например, вещество Р); многие из пептидов, впрочем, чаще играют не непосредственно нейротрансмиттерную, а нейромодуляторную роль — повышают или понижают эффективность переноса информации через синапс, обслуживаемый другим нейротрансмиттером. Нейромодуляторная роль характерна для эндорфинов и энкефалинов.
Каждый из нейротрансмиттеров характерен для определенной группы нейронов (кластеров или цепочек). Дофамин, например, присущ группам нервных клеток в некоторых районах среднего мозга; норадреналин — небольшому кластеру в варолиевом мосту – синему пятну, участвующему в регуляции сна со сновидениями (см. 6.5.2), а также прилежащим к нему участкам среднего мозга. Cеротонин выделяется нейронами ядер шва в стволе мозга; аксоны (длинные отростки) этих нервных клеток находятся в различных зонах неокортекса и лимбической системы. Много серотонина содержится в эпифизе, или шишковидной железе (рудименте третьего глаза, функционирующего до сих пор у пресмыкающегося гаттерии). Здесь серотонин превращается в мелатонин. Мелатонин совместно с серотонином регулирует цикл сна и бодрстовования. В частности, мелатонин вырабатывается в темноте и способствует сонливости и засыпанию человека в темное время суток. Ацетилхолин транспортирует информацию не только от нейрона к нейрону, но и от нейрона к мышечной клетке (действие яда кураре основано на предотвращении переноса команды с нейрона на мускульную клетку при участии ацетилхолина).
Уровень нейротрансмиттеров в значительной мере определяет поведенческие возможности животного или человека, тонус, настроение и др. Ацетилхолин важен для первоначального запоминания новой информации и последующих процессов консолидации памяти (придания ей устойчивого долговременного характера). Нехватка дофамина в сответствующих участках мозга ведет к потере инициативы (к «сидению и мечтанию»), более серьезный дефицит — к полной невозможности совершить активное действие; дальнейшее развитие этого состояния может вести к синдрому Паркинсона. Избыток дофамина способствует поведению, связанному с «поиском наслаждений» (гедонистическое поведение) – от вкусной еды6 до интересного видеофильма, но слишком существенный избыток этого нейротрансмиттеров рассматривается, по одной из гипотез, как причина шизофрении (Харт, 1998).
Крыса независимо от уровня дофамина в мозгу отличает вкусный сладкий сахар от горького порошка хинина, но стремление к вкусному «блюду» у нее возрастает по мере повышения уровня этого нейротрансмиттера. См. Berridge K.C., Robinson T.E. What is the role of dopamine in reward hedonic impact, reward learning or incentive salience? //Brain Res. Brain Res. Rev. 1998. V.28. N 3. P.309—369.
Особое биополитическое звучание имеют исследования эффектов серотонина, так как опыты М.Т. МакГвайера и других ученых показали его роль в определении социального статуса и упорядочении ранговой иерархии у столь различных существ как сверчки, омары и обезьяны. Установлено, что более высокие уровни серотонина соответствуют более высокому рангу в иерархии (McGuire, 1982; Masters, 1994; Raleigh, McGuire, 1994). Так, доминант в группе зеленых мартышек-верветок имеет больше серотонина в сыворотке крови и прдукта переработки серотонина 5-гидроксииндоуксусной кислоты в спинномозговой жидкости, нежели подчиненные особи.
Изменение социальной ситуации меняет уровни серотонина (и других нейротрансмиттеров) у соответствующих индивидов. Отсаживание доминанта в отдельную клетку, так что он теряет контакт с подчиненными и не видит их сигналов повиновения, ведет к постепенному снижению серотонина до уровня, свойственного недоминирующим обезьянам (Raleigh, McGuire, 1994). Высокий уровень серотонина, характерный для доминанта, коррелирует с пониженной агрессивностью и более частыми актами неагонистического, лояльного поведения у доминанта по сравнению с недоминирующими особями. Например, доминант занят примирением конфликтующих особей. Иерархия доминирования у верветок в основном относится не к агонистическому, а к гедонистическому, основанному на повышенном интересе к доминанту, типе (см. 5.14.2 выше).
Данные Мадсена (Madsen, 1994; см. также Masters, 1994) о роли серотонина у Homo sapiens выявили более сложную картину (1) у людей с «маккиавелиевским типом личности» (агрессивных, властолюбивых, целеустремленных, аморальных) социальный ранг нарастает по мере повышения уровня серотонина в крови; (2) у людей противоположного типа личности — «уступчивых моралистов» социальный ранг убывает по мере повышения уровня серотонина. Одно из возможных объяснений — серотонин (при его достаточном уровне) проявляет истинный тип личности человека, он становится «самим собой», как говорил тролль в «Пер Гюнте» Ибсена.
Если же имеется дефицит серотонина , то, независимо от типа личности, наступает депрессия и снижение контроля за импульсивным поведением. Дефицит серотонина стимулирует некоторые виды агрессии, в частности, агрессивность, вызванную страхом. У мартышек-верветок низкий уровень серотонина в сыворотке крови коррелирует с повышенной агрессивностью, подрывающей стабильность биосоциальной системы. Как и у человека, поведение приобретает импульсивный характер мартышки забывают социальные нормы и атакуют особей высокого ранга (мартышки совершают аналоги противоправных действий в человеческом обществе, Raleigh, McGuire, 1994).
Однако хладнокровное, целенаправленное самоутверждающее (ассертативное) поведение, также часто вовлекающее элементы агрессии, наоборот, свойственно индивидам с высоким уровнем серотонина. Конечно, нельзя все сводить только к низким или высоким уровням серотонина. От типа личности (включая характерные для нее уровни других нейротрансмиттеров) зависит, каковы будут последствия, например, снижения активности серотониновой системы мозга депрессия, самоубийство, убийство, поджог или отсутствие социально опасных результатов (Masters, 1994). Так, снижение уровня серотонина в мозгу вместе с повышением уровней катехоламинов (норадреналина, дофамина) – предпосылка повышенной социально опасной агрессивности (И.П. Ашмарин, устное сообщение).
Изучена роль серотониновой системы мозга в таких патологических состояниях, как сезонное функциональное расстройство (СФР) и предменструальный синдром (ПМС). В обоих случаях к симптомам болезни относятся депрессия, тревога, нередко та или иная степень ослабления контроля за импульсами. При СФР эти явления наступают в осенне-зимний период, сопровождаются удлинением сна и связаны с активацией синтеза мелатонина, который предположительно подавляет активность серотониновой системы. ПМС наступает в последние дни менструального цикла, причем смена гормонального фона в этот период также сказывается на уровне серотонина в мозгу (пример рассмотрен выше, 6.2.). Дефицит серотонина способствует алкоголизму (алкоголь временно повышает уровень серотонина, но в долговременной перспективе понижает его). Интересно, что у мартышек-верветок особи с низким уровнем серотонина также склонны к употреблению алкоголя (Raleigh, McGuire, 1994). Предполагается роль нарушений в серотониновой системе при шизофрении и болезни Альцгеймера. Эти недуги, впрочем, вовлекают и другие нейротрансмиттеры – при шизофрении характерен избыток дофамина, а при болезне Альцгеймера – дефицит ацетилхолина, отвечающего за процессы запоминания новой информации.
Препараты прозак (флуоксетин), золофт (сертралин) и паксил (пароксетин), повышают в организме содержание серотонина или стимулируют его активность, тем самым преодолевая депрессию и другие состояния, связанные с дефицитом серотонина в мозгу. По ощущениям принимавших прозак пациентов, депрессия отступает, появляются надежды и планы на будущее. Окружающая действительность обретает вкусы и запахи, «оттенки серого сменяются натуральной цветной гаммой» (Мир-Касимов, 1999). Интересно, что прозак, наиболее широко известный за рубежом препарат (в США вышла книга «Prozac Nation»), в то же время несколько стандартизует человеческую личность (все становятся улыбчивыми, работоспособными и т.д.), вызывая тревогу по поводу возможного варианта реализации орвэлловских утопий. Повышение уровня серотонина естественным путем дает диета, богатая триптофаном и бедная белками и «пустыми» углеводами (см. 6.7.).
Весьма существенное влияние на уровни серотонина и дугих нейромедиаторов оказывает социальная среда и связанные с ней переживания. Потеря близкого человека ведет к снижению уровней серотонина и норадреналина, в мозгу человека . Изменения уровней нейротрансмиттеров наблюдаются вследствие не только реальных, но и воображаемых (или ожидаемых) социальных событий – это так называемая интериоризованная социальная среда. Ожидание важной победы или сексуальная фантазия вызывают повышение уровня серотонина; уровни норадреналина и дофамина при этом могут снижаться (McGuire et al., 1998).
Окись азота привлекает интерес биосоциологов, поскольку именно это вещество вырабатывается кожей при взаимных ласках (груминге) у животных и человека. Как летучее низкомолекулярное вещество, NO легко проникает в мозг, где и вызывает эффект, улучшая настроение. Мыши с нефункционирующей NO-синтазой характеризуются повышенной агрессивностью по отношению к чужакам и друг к другу, а также частыми попытками копулировать с сексуально неактивными самками (что мыши с нормальным генотипом предпринимают намного реже). Те же отклонения в социальном и сексуальном поведении (наряду с некоторыми другими поведенческими аномалиями) присущи и группе мышей с дефектным геном, отвечающим за синтез фермента моноаминооксидазы А, вовлеченного в расщепление молекул нейромедиаторов серотонина и дофамина7. Тот факт, что у людей мутация по гену моноаминооксидазы А также ведет к повышенной импульсивной агрессивности, в том числе в сексуальных ситуациях, демонстрирует приложимость «мышиной» модели к изучению некоторых аспектов человеческого социального поведения. В человеческом обществе сексуальные маньяки и серийные убийцы могут иметь дефект по NO-синтазе. У мышей мутанты с отсутствием одного из типов рецепторов к серотонину (типа 5-HT1B) также отличаются резко повышенной агрессивностью.
Tecott L.H., Barondes S.H. Behavioral genetics genes and aggressiveness // Curr. Biol. 1996. V.6. N 3. P.238—240.
Пептидные нейромодуляторы (эндорфины, энкефалины), являясь болеутоляющими веществами и «веществами удовольствия» (они вызвают эйфорию — ощущение счастья), представляют собой внутреннюю «награду» индивиду за то или иное поведение. Именно химическое сходство эндорфинов, вырабатываемых самим мозгом, с морфином, обусловливает возможность пристрастия людей к морфию, опиуму и аналогичным препаратам.
Религия дает человеку комплекс положительных эмоций, связанных с усиленной выработкой эндорфинов и других «веществ удовольствия». С чисто нейрофизиологической точки зрения знаменитые слова К. Маркса о религии как «опиуме для народа» можно понимать более буквально, чем полагал сам Маркс8 (см. однако существенное замечание в конце этого подраздела). «Вера как успокоение человека, источник понимания им своей жизни, и вера как источник фанатизма, биохимически тождественны мягкой эндогенной наркомании» (Хазен, 1998, С.73). Эндорфины, энкефалины и другие вещества сходного действия подкрепляют собой альтруистические акты и — что важно для стыка биологии и юриспруденции — вырабатываются у законопослушных людей, вознаграждая их за соблюдение законов, даже если оно чревато отрицательными последствиями с эгоистической точки зрения (Gruter, 1991). Подобные факты представляют своеобразный нейрофизиологический базис для направлений биополитики, связанных с био-юриспруденцией (био-законодательством в классификации А. Влавианос-Арванитис) – приведением юридических норм и законов в соответствие с биологически-детерминированными сторонами природы человека (см. 7.4 ниже). Интересно, что некоторые из «веществ удовольствия» являются весьма эволюционно-консервативными. Например, один из эндорфинов (b-эндорфин) содержится у одноклеточных существ, таких как инфузория Tetrahymena pyriformis и амеба Amoeba proteus.
Danielli J.E. Altruism and the internal reward or the opium of the people // J. Soc. Biol. Structures. 1980. V.3. P.87—94.
Наряду с эндорфинами и сходными с ними соединениями, имеются и пептидные факторы, оказывающие противоположное действие на мозг, что также представляет биополитический интерес. Так, пептид холецистокинин вызывает у людей состояние паники. Подобные пептиды, вероятно, вовлечены в поведение мечущихся в испуге толп людей; в то же время, холецистокинин и его более стабильные аналоги могут быть использованы для преднамеренной модификации поведения людей в тех или иных целях.
Био-юриспруденция и, в частности, вопрос о роли нейротрансмиттеров и других сигнальных веществ в криминальном поведении находится в центре внимания Р. Мастерса, М. Грутер, М.Т. МакГвайра и других представителей международного Грутеровского института права и поведенческих исследований. В настоящее время наши знания о нейрохимии продвинулись в такой мере, что становится реальностью целенаправленная модификация человеческого поведения, а также состояния здоровья. Такая модификация поведения, если она предпринята со злым умыслом, вполне может быть рассмотрено как новый вид преступлений, в том числе и совершаемых с политическими (и даже военными) целями. Одной из задач международного биополитического сообщества и должна быть борьба с посягательством на право каждого индивида самому распоряжаться своим поведением (если оно не является противоправным).
Если же противоправные действия налицо, то задачей биополитики может быть длительная коррекция поведения на основе знаний о нейрофизиологии и нейрохимии. В последние годы весьма актуальной стала дилемма – «Наказывать или лечить?» Как вести себя по отношению к преступникам, имеющим явные нейрохимические отклонения? (пример был приведен выше, 6.2). Эти вопросы были в повестке дня многочисленных панамериканских и международных конференций Грутеровского института. Участники этих конференций – биополитики, профессиональные юристы и биологи — подвергли серьезному сомнению традиционный взгляд на человека как на сугубо разумное существо, имеющее полную свободу воли и соответственно, полностью отвечающее за все свои поступки. Подчеркивается (при всем разбросе индивидуальных позиций участников конференций), что в наши дни имеется много возможностей для сознательного или неосознанного манипулирования человеческим поведением. Юриспруденция и этика не требует, чтобы мы преодолевали рак или заболевания сердца усилием воли, но предполагается, что мы во всех случаях способны – и должны — преодолеть поведенческие расстройства именно таким образом.
Биополитики в тандеме с реабилитологами (психологами, психиатрами, врачами разичного профиля) могли бы вносить свой вклад в разработку методик, снижающих риск повторных преступлений у лиц с той или иной соматической патологией. Так, группа финских ученых показала, что лица с низким содержанием 5-гидроксииндолилуксусной кислоты (продукта метаболизма серотонина) и гомованилиновой кислоты (продукта деградации дофамина) в спиннномозговой жидкости относятся к повышенной группе риска в плане совершения поджогов или убийств, особенно если у них аномально быстро снижается уровень глюкозы в крови после ее введения в организм. Если у бывшего преступника удается повысить уровень серотонина (скажем, лекарственным или диетическим путем), то это практически устраняет риск рецидива преступления9.
Virkkkunen M., DeJong J., Bartko J., Goodwin F.K., Linnoila M. Relationship of psychobiological variables to recidivism in violent offenders and impulsive fire setters a follow-up study // The Neurotransmitter Revolution. Serotonin, Social Behavior and the Law /Ed. R.D. Masters, M.T. McGuire Carbondale; Edwardsville Southern Illinois University Press.1994. P.86—95.
Помимо частных разработок, общетеоретической задачей биополитики можно считать вклад в создание общей модернизированной концепции преступного поведения. С нейрофизиологической точки зрения, преступление можно рассматривать как путь, ведущий к получению внутреннего нейрохимического вознаграждения (например, дополнительное выделение в мозгу серотонина, эндорфинов и др. в ответ на успешное ограбление). Такая концепция, конечно, однобока. Она «в чистом виде» была бы даже опасной, поскольку игнорировала бы другие грани многоуровневого человека, который сохраняет свои различные уровни, когда идет на преступление. Однако при всех многочисленных социальных, культурных, духовных и др. факторах преступности невозможно ныне игнорировать и ее нейрохимические факторы.
В этом плане показательны кратко упомянутые в первом разделе книги (1.4.4.) исследования Р. Мастерса, показавшего тройственную корреляцию между 1) загрязнением окружающей среды тяжелыми металлами (Pb, Mn, Cd), 2) снижением активности серотониновой системы мозга и 3) количеством импульсивных преступлений (акты насилия над личностью, поджоги, убийства под влиянием неконтролируемого приступа агрессивного поведения в разных штатах США Masters, 1996 и другие работы). Эта связь явно пробивает себе дорогу при учете всех других многочисленных влияющих на преступность факторов. Работы Мастерса можно считать антирасистскими по своим результатам. Фактически наблюдаемую в ряде мест США повышенную агрессивность и преступность у чернокожего населения (по сравнению с белыми) Мастерс объясняет не «спецификой» африканской расы, а большей локальной концентрацией свинца и других металлов в жилищах негров (свинцовые белила и трубы и др.). Дополнительными факторами, усиливающими эффекты тяжелых металлов на мозг, Мастерс на основании своих данных считает 1) алкоголь и 2) соединения фтора (например, фторид кремния), применяемые в США для обеззараживания питьевой воды.
Исследования нейротоксикологических эффектов тяжелых металлов, имеющие потенциальное биополитическое значение, проведены в последние годы и в других лабораториях мира. Так, на Биологическом факультете МГУ10 продемонстрировано подавление нормальной поведенческой реакции – оборонительного рефлекса у крыс – под влиянием соединений кадмия, кобальта и cвинца (в комбинации с пирацетамом или гидазепамом). Помимо соединений металлов, нейрофизиологические расстройства (нейропатии) вызывают и широко применяемые в наши дни растворители, такие как углеводороды состава С6Нn или сероуглерод. Сероуглерод подавляет активность фермента, необходимого для расщепления дофамина, что нарушает равновесие (гомеостаз) между его синтезом и расщеплением в мозгу и влечет за собой психические расстройства. В подобных ситуациях имеет место как бы пересечение двух направлений биополитики – влияния соматических факторов на политическое поведение и направления под названием «biopolicy» (тема раздела 7 книги), в компетенцию которого входят и вопросы охраны окружающей среды.
Бокиева С.Б. Исследование формирования и функциональных нарушений реакции избегания у крыс с помощью нейротропных средств. Автореф. диссертации кандидата биологических наук. М. Диалог-МГУ. 1999.
Попытки совершить преступления ради внутренней нейрохимической «награды» (cм. предшествующую страницу) — частный случай более общего явления, которое можно обозначить как стремление к достижению нейрофизиологического гомеостаза (McGuire et al., 1998), понимаемого как состояние равновесия между различными, часто противоположно направленными, соматическими факторами. В частности, гомеостаз (или отрегулированное состояние организма ) предполагает оптимальные, взаимно сбалансированные концентрации различных нейротрансмиттеров, приспособленные к социальным условиям. Нейрофизиологический гомеостаз соответствует чувствам комфорта, контроля над собой, вовлеченности в социальную жизнь. Многие поступки людей, даже если они не приносят им ощутимой пользы, подкрепляются достижением приятного состояния нейрофизиологического гомостаза. Этому способствует, например, высокий социальный статус, при которым, как мы видели выше, у обезьян и многих людей (маккиавеллевский тип) возрастает уровень серотонина. Идеологии различного толка оказываются эффективными – находят много сторонников – если они способствуют достижению внутреннего гомеостаза, т.е. создавают у человека чувство уверенности в себе, осмысленности его жизни, участия в важном для общества деле и др. (см. об идеологии 5.16.3). В особенности социально изолированные индивиды стремятся к идеологическим установкам как источникам смысла жизни и генераторам оптимальных уровней нейротрансмиттеров. Однако, если индивид принимает социально непопулярную идеологию, как например коммунизм во многих частях cовременных США, то негативные реакции других людей окажут на него эффект, уводящий этого человека далеко от состояния гомеостаза .
Подчернем, что мы не собираемся сводить все богатство содержания любой идеологии и вообще системы взглядов только к ее нейрофизиологическому влиянию. Это влияние имеет место, но такое объяснение эффективности идеологии, несомненно, однобоко и дает ограниченные результаты, что особенно ощутимо при попытке дать чисто нейрохимическое объяснение религиозного поведения людей. Известно, что, скажем, христианин лишь в некоторые мгновения испытывает комфорт, защищенность, радость из-за своей религиозной детельности (как это бывает на празднике Пасхи). Верно, что в эти минуты у него не может не наблюдаться и нейрофизиологический гомеостаз, внутренняя гармония. Но ведь истинный христианин часто готов и поскупиться своим внутренним состоянием ради веры – например, когда он соблюдает пост или недосыпает, чтобы помолиться в церкви. Биополитика показывает нам как возможности «животных», соматических интерпретаций человеческого социального поведения, так и неизбежные границы, за которыми имеется уже уникально человеческая духовность11.
Упомянем, однако, раздел 2, где говорится о градиентной природе человеческих специфических черт. Духовность, по крайней мере как нравственность и этика, уже «слегка намечена» у высших животных, о чем убедительно говорит приматолог Ф. де Вал в книге «Добрые по своей природе», de Waal, 1996
6.6.3. Гормоны. Гормоны – информационные вещества, переносимые с током крови к клеткам-мишеням во всех частях тела. Гормоны вырабатываются эндокринной системой, включающей несколько основных желез внутренней секреции (эндокринных желез). Эндокринная сисиема включает «железу-дирижер» гипофиз, чьи гормоны регулируют активность других эндокринных желез щитовидной железы, надпочечников, половых желез. Имеются и другие важные эндокринные железы (паращитовидные, поджелудочная, тимус).
Эндокринная система тесно взаимодействует с нервной системой. Некоторые гормоны одновременно служат нейротрансмиттерами (например, адреналин и норадреналин); нервные клетки некоторых отделов мозга (например, гипоталамуса) вырабатывают гормоны (нейрогормоны). Следует еще раз подчеркнуть, что исходно в эволюции нейротрансмиттеры и гормоны соответствовали химическим сигнальным веществам, служащим для социальной коммуникации между одноклеточными формами жизни. Даже в многоклеточных организмах клетки сохраняют некоторую долю своей индивидуальности (особенно постоянно передвигающиеся по организму клетки иммунной системы и способные к установлению новых межклеточных контактов нейроны), и поэтому нейротрансмиттеры и гормоны могут быть уподоблены агентам социальной коммуникации одноклеточных организмов
С биосоциальной точки зрения существенное значение имеет мозговой слой надпочечников, вырабатывающий адреналин и норадреналин. Выброс в кровь данных гормонов происходит под воздействием компонента лимбической системы (см.) мозга — гипоталамуса — и симпатической нервной системы; они повышают кровяное давление, учащают сердечный ритм и вызывают состояние эмоционального возбуждения, связанного со страхом, гневом или, наоборот, ликованием. Адреналин и норадреналин, таким образом, участвуют в различных формах агонистического и неагонистического социального поведения. Более узко, в рамках биополитики, интересно было бы исследовать вклад гормонов надпочечников в различные формы политического поведения (акции протеста, речи кандидатов во время выборов, политическая деятельность в военное время и др.).
Гормоны половых желез (мужской гормон тестостерон и женские гормоны эстроген, прогестерон) участвуют в различных формах человеческого поведения. Так, тестостерону приписывают существенную роль в повышенной агрессивности мужчин по сравнению с женщинами, хотя женщины также вырабатывают, как ни парадоксально, некоторое количество мужского гормона. Не только гормоны влияют на социальное поведение и политическую деятельность, но и наоборот, социальная ситуация оказывает воздействие на эндокринную систему и, соответственно, на все соматическое состояние индивида. У обезьян-верветок самец высокого ранга имеет больше тестостерона в крови, чем самец более низкого ранга (Raleigh, McGuire, 1994). Что касается самок, то низкий социальный статус подавляет у них овуляцию, поскольку социальный стресс вызывает нарушения в работе отделов мозга, отвечающих за нормальный ритм выработки лютеинизирующих гормонов. Наиболее стабильные менструальные циклы, обусловливающие высокую вероятность беременностей (в соответствующий период цикла) характерны для самок высокого социального ранга (Raleigh, McGuire, 1994).
6.6.4. Феромоны. — вещества, выделяемые одним организмом и оказывающие влияние на поведение и физиологическое состояние других организмов. Классическим примером служит феромон самки шелкопряда, в крайне низких концентрациях побуждающий самца к полету в направлении источника феромона. Феромоны известны у разнообразных беспозвоночных и позвоночных животных. Они служат для маркировки территории, участвуют в сексуальных и социальных взаимоотношениях (агрессия, доминирование и подчинение, спаривание, отношения родителей и потомства и др.). В отличие от простых пахучих веществ, реакции на которые зависят от обучения, жизненного опыта (один и тот же запах может ассоциироваться с разным у различных индивидов), восприятие феромонов является в основном врожденным, предполагающим стереотипную, часто видоспецифическую, гормональную и поведенческую реакцию.
Интересно, что повышение концентрации феромона может вести не к более интенсивной реакции на него, а к качественно иной реакции. Это, впрочем, справедливо и в отношении обычных запахов, воспринимаемых обонянием. Так, слабый запах женского пота нередко выступает как атрактант (привлекательный стимул) для мужчин, что и воспето в литературных произведениях типа «Сон в начале тумана» Ю. Рытхеу. Более сильный запах, однако, может вызывать противоположную реакцию.
Среди тысяч летучих веществ, выделяемых человеческим телом, вероятно, имеется несколько феромонов различного действия. Они могут участвовать во взаимодействиях людей в малых группах, где созданы условия для непосредственного контакта участников. Феромонное взаимодействие между лидером и подчиненными может быть из причин того, что последние чувствуют себя счастливыми и спокойными вблизи харизматического лидера. Лидер также, возможно, получает с феромонами дополнительную энергию в процессе «купания в массах». Страх и гнев распространяются в толпах людей по многим каналам коммуникации, но предполагают и роль специфических летучих выделений людей соответствующего эмоционального состояния. Мужские и женские феромоны, вероятно, являются мощным химическим фактором сексуальных взаимодействий, хотя этот вопрос еще остается дискуссионным.
Феромоны человека, помимо обычного обоняния, могут воприниматься также другими системами, связанными с органом вкуса, тройничным и терминальным нервами. Но особый интерес представляет расположенный в полости носа парный вомероназальный орган (ВНО), слепая трубчатая структура, открывающаяся в области носовой перегородки. Предполагается, что ВНО специализирован на восприятии феромонов12, причем он чувствительнее обычного обоняния. Информация от ВНО поступает только в лимбическую систему (миндалину, гипоталамус) и в «молчащую» правую лобную долю коры, так что человек не осознает восприятия того или иного феромонa, хотя он меняет физиологические параметры человека, его тонус, настроение и др. Например, один из человеческих феромонов – эстра-1,3,5(10),16—тетра-3-ил ацетат – не воспринимается испытуемыми как запах даже в очень высоких концентрациях. Однако он меняет температуру тела, частоту дыхания и сердечных сокращений, электрическую проводимость кожи испытуемых. На ВНО при этом регистрируются электрические потенциалы, свидетельствующие о восприятии феромона13.
Monte-Bloch L., Jennings-White C., Dolberg D.S., Berliner D.L. The human vomeronasal system // Psychoneuroendocrinology. 1994. V.19. P.673—686.
Sobel N., Prabhakaram V., Heartly C.A., Desmond J.E., Glover G.H., Sullivan E.V., Gabrieli J.D.E. Blind smell brain activation induced by an undetected air-born chemical //Brain. 1999. V.122. P.209—217.
Таким образом, различные классы коммуникативных агентов (нейротрансмиттеры, гормоны, феромоны) представляют несомненный интерес для биополитики как агенты, влияющие на социальное (и политическое) поведение человека. Социально-политическая ситуация воздействует на физиологическое состояние людей в многом через подобные сигнальные вещества. В тексте шла речь также о нейрофизиологическом гомеостазе, предполагающем сбалансированные концентрации различных нейротрасмиттеров и – беря шире – сигнальных веществ вообще. Представляется, что понятие «нейрофизиологический гомеостаз» есть частный случай более общего понятия «внутренняя гармония». Здесь мы наталкиваемся на уже рассмотреный философский вопрос о коэволюционном взаимодействии не только между сигнальными агентами (и вообще разными модулями человеческого мозга, и в целом тела человека), но и между уровнями человека – в частности, между витальным (куда по сути относится наша «сома»), ментальным, духовным (см. 2.5.). В таком понимании «внутренняя гармония» и есть то, к чему стремится человек на путях своего всестороннего, в том числе религиозного, развития.
Нервная система – координатор деятельности всех органов и систем организма. Она контролирует репертуар социального и политического поведения человека. По убеждению Р. Мастерса, все серьезные теории, объяснявшие человеческое поведение в приложении к политике, опирались на ту или иную модель нервной системы. Мозг, как и вся нервная система, представляется совокупностью блоков, выполняющих определенные комплексы функций. К числу самых крупных модулей мозга относятся рептилиальный мозг, лимбическая система, неокортекс (новая кора), которые последовательно формируются в ходе эволюции. Политическая деятельность во многом опирается на эволюционно примитивные формы социального поведения (поведение возбужденнной толпы порой столь «неразумно», что напоминает поведение скопления существ, имеющих лишь рептилиальный модуль, и то в неразвитой форме). Биополитики обращают внимание на политически важные функции лобных долей мозга и на значение асимметрии его полушарий. Поведенческие возможности человека в существенной мере зависят от концентраций нейротрансмиттеров (серотонин, дофамин, норадреналин и др.). Дефицит серотонина, например, вызывает депрессию и ослабление контроля над импульсами, что имеет криминогенное значение. Идеологии различного толка оказываются эффективными – находят много сторонников – если они способствуют достижению внутреннего гомеостаза — чувства уверенности в себе, осмысленности жизни, участия в важном для общества деле и др. Одним из аспектов внутреннего гомеостаза является достижение оптимального уровня нейротрансмиттеров.
6.7. Примеры биополитически важных соматических факторов и состояний
Подраздел посвящен важным аспектам взаимовлияния политических реалий и соматических параметров человека как политического актера.
6.7.1. Стресс. Всоответствии со взглядами венгерского врача Ганса Селье (1976), стресс понимается как запрограммированная реакция организма на всякое резкое изменение условий окружающей cреды, которое в этом случае обозначается как стрессорный фактор, или стрессор. Стресс характерен для живых существ в диапазоне от микроорганизмов (где говорят о температурном стрессе, стрессе при истощении питательных веществ и др.) до человека. У человека стресс подразделяют на физиологический (болевые воздействия, холод, высокая температура и др.) и психологический (вызванный сигналами опасности, переживаниями, обидами, необходимостью решения сложной задачи и др.). Иногда психологический стресс, в свою очередь, классифицируют на информационный (большой объем перерабатываемой информации, ее сложность) и эмоциональный (например, всякого рода конфликтные ситуации). Словесные раздражители представляют собой длительно действующие эмоциональные стрессоры. Независимо от вызвавшего раздражителя, стресс вызывает однотипные изменения в организме, направленные на преодоление действия опасного фактора путем приспособления организма к повышенным требованиям. Г.Селье различал три стадии стресса
Стадия тревоги, связанная у человека и высших животных с эмоциональным и физиологическим возбуждением и выделением в кровь норадреналина и адреналина, вызывающих всплеск повышенной работоспособности; эти же вещества играют существенную роль на второй и третьей стадиях стресса; отметим по аналогии, что стресс у бактерий также связан с выбросом специфических химических продуктов — стрессорных белков;
Стадия сопротивления с мобилизацией всех защитных сил организма; на этой стадии уровни норадреналина и адреналина выше нормы, но их дальнейшее накопление задерживается специальным контрольным механизмом (норадреналин и адреналин, связываясь с гипоталамусом, вызывают выработку веществ, ингибирующих синтез норадреналина и адреналина надпочечниками); организм работает в особом, относительно стабильном, «аварийном» режиме, причем норадреналин определяет длительную, а адреналин — лишь кратковременную адаптацию к стрессору. Поэтому в лыжных соревнованиях на длинных дистанциях больше шансов имеет тот спортсмен, у которого в крови преобладает норадреналин, а не адреналин. У политиков тоже можно выделить два стиля борьбы со стрессом (ориентированные, соответственно, на длительную и лишь кратковременную адаптацию в условиях, например, военной угрозы);
Стадия истощения. В результате длительного действия стрессора, несмотря на мобилизацию защитных сил организма, запасы энергии постепенно истощаются. Стресс у человека на этой стадии часто связан с неконтролируемым ростом уровней норадреналина и адреналина, что более не сдерживается разрушенной стрессором системой обратной связи. Под влиянием чрезмерного уровня «гормонов тревоги» наступают органические осложнения (язва желудка /хотя она связана не только со стрессом, но и с бактерией Helicobacter/, атеросклероз) и психические нарушения (депрессия, синдром Паркинсона).
Умеренный стресс (эустресс по классификации Г. Селье) — не достигающий стадии истощения — считается скорее полезным, чем вредным. В эксперименте мыши, периодически подвергавшиеся умеренному стрессу (нерегулярное питание; агрессивный самец в той же клетке; одна самка на всех самцов) были больше по размерам, агрессивнее и сильнее, нежели группа мышей без указанных стрессоров. Опасен только угрожающий истощением защитных факторов стресс (дистресс). Следующие виды дистресса, угрожающие здоровью и резко ограничивающие социальную и политическую активность личности, можно признать типичными для современных условий жизни
(1) Тяжелый эмоциональный стресс, обусловленный драматическими, меняющими жизнь событиями (смерть супруга, развод, увольнение с работы). Исследования биополитика С. Петерсона были посвящены влиянию состояния здоровья, сексуального опыта и переживаний, связанных со смертью близких родственников, на политическую деятельность (Peterson, 1990). Политическое поражение или военная неудача может сыграть роль аналогичного «дистрессора» для политического лидера, истощая его энергию и лишая способности к активному действию..
(2) Менее тяжелый, но достаточно продолжительный (пролонгированный) стресс, также в конце концов истощающий защитные силы организма. Часто такой пролонгированный стресс характеризуется у человека чувством непрекращающейся тревоги (типичные примеры жизненных ролей — одинокая работающая мать; менеджер-исполнитель среднего уровня иерархии предприятия).
(3) Стресс, вызванный комбинацией многих стрессорных факторов (комбинированный стресс). Тогда новый стрессор выводит из строя защиту, выставленную против предшествующих стрессоров.
(4) Комплексный стресс, представляющий собой сочетание всех предшествующих видов стресса — нередкая ситуация в современном обществе. Тяжелые последствия такого стресса для здоровья и психики людей усугубляются тем обстоятельством, что, в современной западной культуре, люди не делятся своими проблемами с другими. Так, вера в то, что человек должен решать свои проблемы в одиночку, глубоко укоренилась в американской культуре (по мнению биополитика из США С. Петерсона, Peterson, 1990). Дистресс подобного типа вызывает деполитизирующий эффект — люди становятся политически пассивными.
(5) Стресс, вызванный нарушением физиологических ритмов человека, например, ритма сна и бодрствования или различных гормональных ритмов (десинхроноз). В состоянии десинхроноза различные физиологические и нейрологические системы человека не могут более работать в гармоничном ритме. Такой стресс испытывают рабочие, вынужденные работать в разные смены, и дипломаты (состояние, обозначаемое как jet lag). Прилетев в Нью-Йорк дипломат, например, некоторое время живет еще по времени Парижа (отличающемуся на шесть часов). Во второй половине ХХ века к основным политическим актерам на международной арене относились, наряду с другими важными странами мира, США, СССР и Китай. Между столицами любых двух из этих стран имеется примерно многочасовая разница во временном поясе. Не исключено, что эти обстоятельства сознательно использовались определенными политическими деятелями во время переговоров для того, чтобы, вызвав по телефону, факсу (или электронной почте) партнера в «неурочное время», создать у него стресс и сломить его волю к сопротивлению и независимому принятию решений.
Биополитик Дж. Шуберт (личное сообщение), продолжая более ранние исследования, разработал прибор, позволяющий по модуляциям голоса измерять интенсивность тревоги, озабоченности и других граней стресса у политиков. Использовались, например, записи речей президентов Дж. Кеннеди и Л. Джонсона во время различных политических кризисов (речь о Берлинской стене, о кризисе в Тонкинском заливе и др.)
6.7.2. Диетология и биополитика. В свете данных современной диетологии (науки о питании), человек в известной мере «есть то, что он ест». Известно успокаивающее и снижающее агрессивность влияние на человека вегетерианской диеты (не случайно великие «непротивленцы злу насилием» Лев Толстой и Махатма Ганди исповедывали вегетерианство); в то же время, мясо содержит адреналин, норадреналин и другие стрессорные вещества забитых животных, специфически влияющие на состояние и поведение «мясоедов». Некоторые разработки по диетологии можно смело отнести в рубрику «диета для политиков». Поскольку серотонин представляет один из важнейших нейротрансмиттеров (в том числе и с точки зрения способностей человека стать политическим лидером), то понятны усилия по подбору диеты для оптимизации его содержания в мозгу. Серотонин содержится в ряде растительных продуктов его много в бананах, ананасах, некоторых бобовых растениях. Однако проблема в том, что серотонин, поступивший с пищей, значительно задерживается двумя барьерами 1) между стенкой кишки и кровью 2) между кровяным руслом и мозгом (гемато-энцефалический барьер). По этой причине предлагается обогащать рацион предшественником серотонина – незаменимой аминокислотой триптофаном, которая содержится в животных белках (например, молоке и молочных продуктах, яйцах, рыбе). Однако и триптофан пропускается гемато-энцефалическим барьером в ограниченной степени, тем более что он конкурирует на уровне этого барьера с другими аминоксилотами, также «стремящимися» в мозг.
Предлагается косвенная тактика, основанная на углеводной диете (особенно в утренний прием пищи). Поступающая в большом количестве глюкоза, содержащаяся в углеводах (или продуктах их переваривания), вызывает усиленную выработку гормона инсулина поджелудочной железой. Инсулин стимулирует поглощение из крови в ткани многих аминокислот, но не триптофана . Последний теперь легче проходит в мозг, так как не конкурирует с другими аминокислотами за гемато-энцефалический барьер. В результате в мозгу повышается уровень серотонина, синтезируемого из триптофана.
Насыщение, прекращение голода, сопровождается выделением в мозгу «веществ удовольствия» (энкефалинов), оказывающих многообразное влияние на нервную деятельность. Помимо биологического, отметим также социальное значение всевозможных ритуалов приема пищи как коллективных событий (включая даже христианское таинство причастия), которые, несомненно, находят свой эволюционный источник в характерном для всех высших приматов ритуале одаривания друг друга пищей. Вообще, прием пищи в человеческом обществе – многоуровневый процесс с философской точки зрения он определяется не только (а зачастую не столько) удовлетворением физиологической потребности организма, сколько социокультурными факторами, которые влияют на время и место приема пищи, на рацион.
Поскольку наш кишечник населяет многочисленная микробиота, то многие ценные вещества (витамины, нейротрансмиттеры, факторы иммунитета) вырабатываются микроорганизмами. Так, тормозной нейротрансмиттер g-аминомасляная кислота (ГАМК), регулирующий порог болевой чувствительности толстой кишки, синтезируется кишечной микрофлорой. Если нарушается гармоничное функционирование этой микрофлоры (дисбактериоз, частый результат того или иного вида физиологического или социального стресса), то в кишечнике оказывается мало ГАМК, и тогда наступает синдром раздраженной толстой кишки. Диетологические разработки должны учитывать то, что мы кормим не только себя, но и сообщество микроорганизмов, в свою очередь обогащающих нас важными – в том числе и в биополитическом ракурсе – соединениями. Дисбактериоз чреват осложнениями, вызванными микроорганизмами (например, дрожжами рода Candida), в норме подавляемыми симбиотической микробиотой. В случае стресса, дисбактериоза, резкого ослабления иммунитета даже симбиотическая бактерия Escherichia coli (кишечная палочка), в норме выполняющая много полезных функций в организме человека, может потенциально превратиться в опасного болезнетворного агента, вызывающего воспаление мочевых путей и даже сепсис.
Состояние кишечной микрофлоры взаимосвязано с социальными поведением индивида. Уровень вырабатываемых микроорганизмами ценных соединений, несомненно, влияет на поведенческие возможности этого индивида. Достаточно сказать, что снижение иммунитета вследствие прекращения синтеза микробных иммуностимуляторов (в состоянии дисбактериоза ) не только угрожает развитием соматических заболеваний, но и может вести к социальной и политической пассивности, апатии, неспособности справиться с нагрузками, связанными, например, с ролью лидера.
В завершении раздела укажем на существующие в литературе попытки разработать «биополитику классовой борьбы». К. Маркс считал рабочий класс (пролетариат) наиболее передовым классом, которому надлежало совершить «освобожающий мир подвиг» – революционным путем ниспровергнуть капитализм и в конечном итоге создать на Земле справедливое коммунистическое общество. А.М. Хазен (1998) полагает, что марксов пролетариат в XIX веке действительно был передовым классом в силу своих «генетических особенностей». Дело в известном из генетики явлении гетерозиса — повышении приспособленности, улучшении многих качеств особей, получающихся при скрещивании двух генетически разных линий (или даже видов – хрестоматийным примером служит мул, гибрид лошади и осла, превосходящий по физической силе обоих родителей). рабочие XIX века были потомками малых изолированных сельских общин, которые перезжали в большие города и там скрещивались между собой, создавая более одаренных детей в силу упомянутого гетерозиса. В ХХ веке условия изменились, и рабочие существенно не отличаются от многих других классов и слоев социума.
К важным аспектам взаимовлияния политического поведения и физиологических параметров человека можно отнести 1) проблему стресса – неспецифической реакции организма на резкие внешние воздействия (стрессорные факторы). Как политические лидеры, так и простые граждане часто испытывают в современных политических условиях тяжелый, затяжной (пролонгированный), комбинированный стресс, что влияет на их соматическое и душевное состояние и политическую деятельность (значительный стресс нередко оказывает деполитизирующее воздействие на людей); 2) проблемы диетологии (включая диету для политических лидеров) с учетом влияния симбиотической миробиоты человека на его состояние и поведенческие возможности; 3) проблему голодания в биополитическом ракурсе, в том числе как результата сознательной манипуляции со стороны власть имущих или оккупантов, желающих подавить сопротивление; 4) проблему половых различий, особенно в плане различного уровня развития полушарий мозга, в связи с политическими ролями мужчин и женщин; 5) проблем политического влияния других соматических факторов – состояния здоровья, возраста, нейрофизиологического типа.
РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА
Влавианос-Арванитис А., Олескин А.В. Биополитика. Био-окружение. Био-силлабус. Афины Биополитическая Интернациональная Организация. 1993.
Горелов А.А. Социальная экология. М. Изд-во Ин-та философии РАН. 1998.
Гусев М.В. К обсуждению вопроса об антропоцентризме и биоцентризме// Вест. Моск. ун-та. Сер. 16 (Биология). 1991. N 1. С.3—6.
Данилова Н.Н., Крылова А.Л. Физиология высшей нервной деятельности. М. Учебная литература. 1997.
Дерягина М.А. Эволюционная антропология. М. Изд-во УРАО. 1999.
Дерягина М.А, Бутовская М.Л. Этология приматов. М. МГУ. 1992.
Дольник В.Р. Непослушное дитя биосферы. Беседы о человеке в компании птиц и зверей. М. Педагогика. 1994.
Дольник В.Р. Вышли мы все из природы. Беседы о поведении человека в компании птиц, зверей и детей. М. Linka Press. 1996.
Дьюсбери Д. Поведение животных. Сравнительные аспекты. М. Мир. 1981.
Захаров А.А. Организация сообществ у муравьев. М. Наука. 1991.
Зорина З.А., И.И. Полетаева, Ж.И. Резникова. Основы этологии и генетики поведения. М. Изд-во МГУ. 1999.
Карпинская Р.С., Лисеев И.К., Огурцов А.П.. Философия природы коэволюционная стратегия. М. Интерпракс. 1995. С. 13—78.
Ламсден Ч., Гуршурст А. Генно-культурная коэволюция человеческий род в становлении // Человек. 1991. № 3. С.11—22.
Лоренц К.З. Агрессия (так называемое зло). М. Прогресс. 1994.
Майерс Д. Социальная психология. Спб., М., Харьков, Минск Питер. 2000.
Мак-Фарленд Д. Поведение животных. Этология и психобиология. М. Мир. 1988.
Николаев Ю.А. Дистантные информационные взаимодействия у бактерий // Микробиология. 2000. Т.69. № 5. С.597—605.
Одум О.Ю. Основы экологии. М. «Мир». 1975.
Олескин А.В. Голограмма мира // Человек. 1990. № 3. С. 31—39.
Олескин А.В. Биополитика (часть 1—3). Серия статей. // Вест. Моск. ун-та. Сер. 16 (Биология). 1994. № 2—4.
Олескин А.В. Биополитика и ее приложимость к социальным технологиям // Вопр. философии. 1995. № 7. С. 76-88.
«