Современный рабочий класс России в зеркале статистики

Современный рабочий класс России в зеркале статистики

Современный рабочий класс России в зеркале статистики
Трушков Виктор Васильевич — доктор философских наук, заведующий кафедрой философии Московского государственного института электроники и математики (технического университета).
Рабочий класс как понятие и объект исследования практически исчез из общественного поля зрения. Его нет в СМИ, почти нет в научных журналах, о нем не произносит заботливых слов власть, к нему нечасто обращается оппозиция. Так, может быть, он исчез, испарился, улетучился? Тем более что его самого-то вроде бы и не слышно.
На эти кабинетные умозаключения у каждого здравомыслящего человека появляются как минимум два обыденных» возражения. Если все же еще сохраняется в стране какое-никакое производство, кто-то, значит, занят непосредственным производительным трудом. Госкомстат РФ, например, свидетельствует, что в 2000 г. по сравнению с предыдущим годом изготовлено вдвое больше станков с числовым программным управлением (хотя в 126 раз меньше, чем в 1990 г.). Ясно, что собрали их не плотно заселившие телеэкран олигархи разных мастей и уровней. Да и у «Белого дома» стучали касками в 1999 г. тоже не «национально ориентированные предприниматели». И творцами всколыхнувшего Россию конфликта на Выборгском ЦБК были не профбоссы , а рабочие. (Об этом, в частности, писал и журнал «Социологические исследования». См. № 1, 2001 г.)
В связи с этим сегодня целесообразно всерьез задуматься над тем, что же собой представляет рабочий класс. Каков его социальный облик на рубеже XX и XXI веков? Утратил ли он право быть и называться гегемоном в нашем Отечестве? Об этом сегодняшние размышления автора, опирающиеся на последние данные Госкомстата РФ. За основу для анализа возьмем последнее издание Госкомстата РФ «Российский статистический ежегодник. 2000». Он заметно отличается объемом социальной информации от оперативных статснравочников из серии «Социально-экономическое положение России» знакомых каждому социологу.
Начнем с рассмотрения динамики общей численности населения. На старте 1992 г. в экономике было занято 71 068 тысяч человек. Это 94,8% экономически активного населения. На зарегистрированных в органах государственной службы занятости безработных приходилось еще 0,77%. Первый год гайдаровской » шокотерапии «, начатой с опустошения накоплений из наших карманов, больно ударил по главной производительной силе общества. За год численность занятых упала почти на 2,5 млн. человек. Зато безработные составили уже 1,15% тех, кто не только мог и хотел работать, но и регистрировался в органах занятости.
Первая пятилетка развала закончилась в 1996 г. В следующий — 1997 год вступили имеющими работу 60021 тыс. россиян. Численность занятого во всех сферах экономики населения сократилась на 11 млн. человек. Экономически активного населения стало за эти годы почти на 7 млн. меньше. В 1997 г. официальные безработные составляли уже 2 млн. человек. В 1998 г. Госкомстат РФ проводил обследование населения в октябре, то есть вскоре после дефолта . Занятость в экономике за год снизилась еще на 2.2 млн. человек. Последствия «правления» С. Кириенко оказались для рабочей силы не менее разрушительными. 57860 тыс. занятых сограждан — самый низкий показатель в постнерестроечной России, 86,7% от всего экономически активного населения страны.
В конце столетия Госкомстат РФ оценивает численность занятого населения в 65 млн. человек (89,8% экономически активных граждан). Что касается безработицы, то фигурируют две далеко не совпадающие цифры. В соответствии с методикой Международной организации труда в 2000 г. в России было 10,2% безработных. Министерство труда и социальной защиты РФ регистрирует в качестве безработных всего 1.4% экономически активного населения. Но и среди признаваемых этим ведомством обездоленных пособия по безработице получают далеко не все.
Представление о совокупности рабочей России является как бы фоном, на котором только и можно выделить классы, группы и слои. Привести такую официальную таблицу Госкомстата невозможно-они не публикуются. Однако кое-какие данные на эту тему официальная статистика все же дает. Например, в названном выше справочнике (кстати, его тираж 2800 экземпляров, тогда как тираж статистического ежегодника «Народное хозяйство СССР в 1990 году» составлял 30 тысяч экземпляров) есть таблица «Численность населения в экономике по полу и занятиям». О «новой буржуазии» сведений нет. Есть лишь строка «Руководители (представители) органов власти и управления всех уровней, включая руководителей учреждений, организаций и предприятий». Сюда вошли все руководители любого уровня — от Путина и Чубайса до начальника ДЭЗа , Таковых статистика насчитала 2864 тыс. чел.
Какова же численность рабочего класса? После несложных арифметических действий вырисовывается следующая картина квалифицированные рабочие — 21 018 тыс. чел.; неквалифицированные — 8363 тыс. чел.; рабочие ЖКХ, рекламных служб, телестудий и т.п. -510 тыс. чел. Итого — 29 891 тысяча.
Здесь нужно сделать одно замечание методического характера. Советская статистика с 70-х годов стала относить к рабочему классу продавцов, поваров и т.п. Думается, справедливо все они заняты преимущественно физическим исполнительским трудом разной квалификации. Интеллектуальная составляющая их труда не выше, чем, скажем, у операторов энергоблоков на электростанциях. Но и к служащим их относить было бы нецелесообразно непосредственно участвуют в распределении общественного продукта, строго говоря, в их руках меновая стоимость реально и непосредственно становится потребительной. И все же сегодня я не рискнул бы отнести 3964 тыс. продавцов, демонстраторов товаров и одежды, натурщиков к рабочему классу. В том, что они объективно есть наемные эксплуатируемые работники, ничуть не сомневаюсь. А вот относить ли их в нынешних условиях к рабочим — это вопрос.
Выходит, современная численность рабочего класса в России может быть определена примерно в 30 млн. человек. Это более 40% всего экономически активного населения на 46—47% занятых сегодня в экономике россиян. Думаю, после знакомства с этими официальными данными неудобно будет рассуждать, будто в России, вступившей в XXI век, рабочего класса не осталось.
Впрочем, не следует абсолютизировать и цифру в 30 млн. Обратимся к промышленному рабочему классу. О его динамике также можно получить представление из официального издания Госкомстата. Максимальная численность промышленных рабочих в Российской Федерации была в конце 80-х годов почти 19 млн. человек. К 1991 г. она снизилась до 16,37 млн. Объяснение этому надо искать не в автоматизации производства и других благах научно-технического прогресса. Оно в насаждении буржуазных форм в советскую экономику на втором этапе перестройки (1988-1991 гг.). За эти годы в РСФСР численность лиц, занятых индивидуальной трудовой деятельностью, выросла вдвое и приблизилась к полумиллиону человек. Численность работающих в «новых кооперативах» в 1991 г. достигла в республике 3,5 млн. человек (включая совместителей). Численность же промышленных рабочих сократилась более чем на 6 млн. человек, и сейчас к промышленному рабочему классу можно отнести примерно 10 млн. человек. Это третья часть всех наемных трудящихся России, занятых преимущественно физическим исполнительским трудом. Для сравнения стоит отметить, что в 1990 г. на промышленных рабочих приходилось 37,75% всего рабочего класса. Удивляться снижению его доли не приходится разруха в промышленности, ставшая результатом внедрения в России рыночной экономики, по промышленности ударила более мощно, чем по транспорту, связи, жилищно-коммунальному хозяйству и т.д.
Таблица 1
Численность занятых в основных отраслях экономики (тыс. человек)

Отрасли экономики
1990
1999
1999в% к 1990

Промышленность Строительство Транспорт Связь Жилищно-коммунальное хозяйство
22809 9020 4934 884 3217
14297 5080 4060 859 3 361
62,68 56,32 82,29 97.17 104,48

Вывод этот подтверждает и государственная статистика. К 2000 г. объем промышленного производства в России составлял 49,94% от уровня 1990 г. (для бывших союзных республик, ныне независимых государств, это общая проблема, хотя процесс идет крайне неравномерно. Исключение составляет лишь Белоруссия, где и 2001 г. планируется достигнуть уровень 1990 г.). В других отраслях экономики спад несколько меньше. Да и итоговые показатели несколько выше. Объем грузооборота транспорта общего пользования, например, к началу 2000 г. был равен 56,4% от показателей 1990 г. Объем пассажирского транспорта за тот же период упал до 54,61%). Показатели этих отраслей экономики плачевны, но на их фоне промышленность пострадала от либеральных псевдореформ еще больше. Даже в строительстве (напомню, что инвестиции в основной капитал, обеспечивающие строительно-монтажные работы, за 10 лет реставрации сжались в 4,5 раза!) объемы работ к 2000 г. составляли примерно 52% от уровня 1990 г.
Достаточно убедительное представление о масштабах потерь, понесенных рабочим классом от навязывания новых отношений в стране, дает статистика изменений занятого населения в основных отраслях экономики (см. табл. 1. Сведений о динамике численности рабочего класса в отраслевом разрезе госстатистика не публикует). Данные показывают, что сокращение численности занятых в разных сферах хозяйства происходит неравномерно, и более всего в проводимой реструктуризации страдают рабочие ведущих отраслей. Итак, численность рабочего класса в России сократилась в 90-е годы примерно на 13 млн. человек или в 1,4 раза. Что касается промышленного рабочего класса, то он ужался за это время на 7 млн. человек.
Если учесть, что объем промышленной продукции за последнее десятилетие XX века сократился более чем вдвое, то можно без сомнения утверждать, что производительность труда значительно снизилась. По промышленности в целом этот критерий упадка достигает как минимум 25%, на транспорте — 40-50% и т.д. Деструктивные процессы в экономике России являются убедительным подтверждением регрессивного характера протекающих в стране процессов.
Снижение производительности труда, однако, не означает, что рабочий стал трудиться ленивее. Наоборот, его трудозатраты могли даже возрасти. Снизано это скорее с упадком энерго — и техновооруженности промышленного производства в современной России. Прямых данных об этом статорганы не публикуют, воспользуемся косвенными данными Госкомстата. Степень износа основных фондов в конце 90-х годов достигла примерно 52% в целом по промышленности, а в химии и нефтехимии она превысила уже 60%. Если в 1990 г. коэффициент обновления основных фондов в промышленности составлял 6,9, то в 1999 г. — 1,1, то есть ухудшился в шесть (!) раз.
За девять лет средний возраст промышленного производственного оборудования вырос на 7,12 года. Если в 1990 г. только 15% оборудования во всех отраслях промышленности имели более чем 20-летний «стаж» работы, то теперь таких «ветеранов» 35% всего аппаратного парка. В таких условиях падение производительности труда сдерживается только за счет роста трудозатрат рабочего класса, за счет его эксплуатации.
Характер воздействия деиндустриализации народного хозяйства на рабочий класс крайне противоречив. С одной стороны, последний в немалой степени компенсирует разрушительное влияние этого процесса, с другой — от деградации материально-технической базы сам подвергается разрушению.
Большую тревогу вызывают тенденции, связанные с изменением качественных параметров рабочего класса. Статистический ежегодник дает предельно лукавую информацию об изменении квалификационной структуры рабочей силы (и рабочего класса, в частности), сообщая данные только за 1997-1999 гг. Но даже из них следует, что численность «рабочих металлообрабатывающей и машиностроительной промышленности», «водителей и машинистов подвижного оборудования», «операторов, аппаратчиков, машинистов и слесарей-сборщиков стационарного оборудования» продолжает сокращаться (по другим профессионально-квалификационным группам восстановлены показатели численности рабочих, которые были до дефолта ). Одновременно заметно выросла по сравнению с 1997 г. численность неквалифицированных рабочих, имеющих «профессии, общие для всех отраслей экономики».
Куда более полное представление о тенденциях, характеризующих изменение квалификации рабочего класса, дает изменение характера производимой продукции. Когда рабочий шестого (высшего) разряда после многолетнего участия в монтаже синхрофазотрона переведен на «сборку» кухонных кастрюль, то его квалификация постепенно утрачивается. Между тем в российской промышленности последних лет картина именно такая. Обратимся к одной из таблиц справочника «Производство основных видов продукции машиностроения». В ней около 50 видов важнейших изделий. Ни но одному из них не достигнуты показатели 1990 г. Особенно катастрофически пало производство наукоемкой продукции. Даже изготовление часов сократилось вдесятеро.
Статистический справочник сообщает профессиональную принадлежность нынешних безработных. Больше всего среди них » ‘квалифицированных рабочих» (выделено мной. — В.Т.) крупных и мелких промышленных предприятий, художественных промыслов, строительства, транспорта, геологии и разведки недр — 1 млн. 791 тыс. человек. Если к ним прибавить безработных операторов, аппаратчиков, машинистов машин и слесарей-сборщиков, то проводимый курс делает «лишними людьми» примерно 3 млн. квалифицированных рабочих. Эта цифра мало изменилась по сравнению и с катастрофическим 1997-м и дефолтовским 1998 гг. За ними не только экономический упадок, но и деградация рабочей силы, что особенно опасно.
К деградации рабочего класса ведут и другие факторы. По данным Госкомстата средняя месячная заработная плата промышленно-производственного персонала в 1990 г. была равна 311 рублям. Примем ее за зарплату промышленного рабочего. О цене тех 311 рублей убедительно свидетельствуют данные авторов печально знаменитой программы «500 дней» С. Шаталина, Г. Явлинского , Б. Федорова, Е. Ясина и других. Они описали минимальный потребительский бюджет мужчины трудоспособного возраста. В нем наличествовало годовое потребление 54,8 кг мяса и мясопродуктом, 21 кг рыбопродуктов, более 184,3 литров молока (без учета сметаны, творога, сыра и других молокопродуктов), 183 яиц и т.д. В сумме этот минимальный расчет включал продукты питания 75 наименований. Предусматривались в нем и расходы на общественное питание. Авторы этих расчетов посчитали, что трудоспособный мужчина образца 1990 г. ежемесячно тратил на качественное, соответствующее медицинским нормам питание 36,9% своей месячной зарплаты. Еще четверть зарплаты предназначалась на одежду, белье и обувь (каждые два года новые полуботинки на полиуретане , кожаные туфли, летняя обувь; не забыты пижамы, галстуки, меховые шапки, зонт, кеды и т.д. и т.н.); 13% — на мебель, посуду и культтовары. Не забыты театр и кино, табак и взносы, жилище и коммунальные услуги… И на нес это около половины средней зарплаты работника промышленности. Л поскольку как минимум 90% вторых членов семьи тоже работали, то растить двоих детей было в общем-то совсем не накладно.
Обратимся к данным 1999 г. (более поздние сведения Госкомстата даны в усеченном виде). Среднемесячная номинальная начисленная зарплата нромышленно-произподственного персонала составляла 1838,1 рубля. Прожиточный минимум трудоспособного населения (без уточнения, мужчина это или женщина) — 1002,8 рубля. Мяса на год заложено 31,4 кг (к 1990 г. 43%;). Минимум потребления по рыбопродуктам укорочен в полтора раза. Перечень продуктов доведен до 28 наименований против 75 в 1990 г.
Постановлением правительства РФ № 232 от 16 марта 2000 г. предусмотрено, что энергетическая ценность минимального набора продуктов питания для трудоспособного мужчины должна составлять 2730 килокалорий. Но вот незадача — в тех же документах признается у станочников, текстильщиков, обувщиков, машинистов поездов метро, водителей автобусов, троллейбусов и т.п. минимальная потребность составляет 2900-3200 килокалорий, а у горнорабочих, шахтеров, водителей грузовых автомобилей, металлургов, кузнецов и т.п. — не ниже 3400-3700 килокалорий. Иначе говоря, реально промышленному рабочему приходится тратить на питание ежемесячно на 20-25%, больше, чем правительством заложено в прожиточном минимуме. К тому же в нем не учитываются расходы на транспорт, связь, промтовары, на большинство услуг, в том числе коммунальных. Не учитывается и состав семьи. Вот и выходит, что средняя зарплата промышленно-производственного персонала в состоянии обеспечить средствами существования только самого работника. До детей ли?
Заметим, что в ряде отраслей зарплата выше приведенных уже средних величин — в топливной промышленности в 2,24 раза, в цветной металлургии — в 2,15. Но в промышленности строительных материалов, текстильной, швейной, кожевенной, меховой и обувной отраслях она не дотягивает и до официального прожиточного минимума. 36% всего промышленно-производственного персонала занято в машиностроении и металлообработке, и зарплата их составляет только три четверти от средней по промышленности.
Фактически это диктатура голода, которая сплошь и рядом приводит к деформации мировидения рабочего. Проблема выживания вытесняет из его сознания все остальное, и это одна из важнейших причин, почему в рабочем классе до сих пор не сложились ни классовая солидарность, ни осознание своих особых интересов.
А теперь о мелкобуржуазности. Она и у советского-то рабочего класса напоминала скрытую форму тяжелой болезни. Рабочие в третьем поколении в 80-е годы составляли абсолютное меньшинство рабочего класса. Среди всего городского населения России к 1990 г. горожане в первом поколении составляли почти пятую часть городского населения, примерно еще такая же доля — горожане во втором поколении. Эти цифры можно распространить и на рабочий класс. Иначе говоря, мелкобуржуазные корни т) нем дремали, но не высохли. Эта особенность рабочего класса ярко про явилась в ходе перестройки. Положение мелкого буржуа (например, продавца в частной лавке, спекулянта на рынке, челнока и т.п.) многие нашли более предпочтительным, чем положение труженика госпредприятия. С одной стороны, рабочий сам активно переходил в кооперативы, привлекаемый легким рублем, с другой, — массовая безработица 90-х с неизбежностью толкала его в ряды мелкой буржуазии.
Таблица 2
Забастовочное движение России

Годы
Число предприятий, организаций, на которых проходили забастовки
Численность работников, вовлеченных в забастовки

Всего (тыс. чел.)
В среднем на одно предприятие (чел.)

1990
260
99,6
383

1991
1755
237,7
135

1992
6273
357,6
57

1993
264
120,2
455

1994
514
155,3
302

1995
8856
489,4
55

1996
8278
663,9
80

1997
17007
887,3
52

1998
11162
530,8
48

1999
7285
238,4
33

Одна из существенных характеристик класса — его способность защищать свои интересы. 90-е годы убеждают, что забастовка осталась в числе важных средств протеста трудящихся против эксплуатации. За десять лет они прошли на 61653 предприятиях и организациях, общее количество их участников составило 4 млн. 444 тыс. Приведем данные официальной статистики Госкомстата (см. табл. 2).
Несмотря на выразительность этих статистических данных, они требуют определенных комментариев. Если в 1990 г. забастовки проходили на 260 предприятиях и вовлечено в них было около 100 тысяч человек, то в 1991 г. под протестными лозунгами работа прекращалась на 1755 предприятиях и организациях, в акциях участвовало 237,7 тысячи человек, количество потерянного времени в среднем на одно бастовавшее предприятие — 1319 человеко-дней. Эти внушительные цифры и возьмем за точку отсчета. (В скобках заметим, что ни один цех не прекратил работу ни против ГКЧП, ни против ельцинского переворота.)
Резкий рост числа забастовок в 91-92 годах можно объяснить протестами против шокотерапии . Их спад в 1993 г. связан скорее со страхом, посеянным прежде всего расстрелом Дома Советов России. Однако стачки 93-94 годов были особенными своей массовостью. В среднем в каждом протестовавшем коллективе в них участвовало до 450 работников. Никогда позже такой показатель уже не повторялся. В 1995-1999 гг. забастовки вошли в повседневность, почти ежегодно в них участвовало полмиллиона человек, а их пик пришелся на 1997 г. В 2000 г. бастовало, по данным Госкомстата (профсоюзы дают более высокие цифры), только 48 предприятий и организаций, из них 47 — учительских коллективов. Все аналитики сходятся на том, что вновь воскресла вера в «хорошего царя», одно из самых ярко выраженных проявлений отсутствия классовой оценки.
Итак, в XXI век промышленные рабочие России вступают не слишком радивыми учениками своих учителей, давших им уроки стачечной борьбы. Откликом на столь ненормальное положение стали утверждения об исчезновении с социального поля отечественного рабочего класса. Это один из способов навязать ему пассивность, безразличие и покорность. В этой ситуации как никогда необходим честный анализ противоречий его общественно-политического поведения.
Надо признать, что забастовки 90-х годов у нас, как правило, не заканчивались победой протестующих (возможно, единственное зримое исключение — «рельсовая война» угольщиков). Частичные уступки новых хозяев носят, как правило, временный характер, представители господствующего класса при первой же возможности не только возвращают ситуацию на круги своя, но и стремятся усилить эксплуатацию. Главная причина, думается, в несформировавшемся до сих пор чувстве локтя, в отсутствии классовой солидарности. Трудно припомнить (да и была ли?) хоть одну стачку протеста против сокращения рабочих соседнего завода, соседней отрасли. Наоборот, безработица превратилась в тот кляп, который суют в рот рабочему, еще когда он только собирается раскрыть его для протеста. Если еще в 1993—1995 гг. до 40% регистрировавшихся на биржах труда работников увольнялось «по собственному желанию», то с 1999 г. таковых только пятая часть. Доминирующим фактором пополнения армии безработных становится увольнение по инициативе администрации (под разными предлогами).
Формирование солидарности зависит как от объективных обстоятельств, так и от субъективных факторов. Статистика дает основание утверждать, что объективные условия для формирования солидарного поведения рабочих остаются достаточно благоприятными. И дело не только в растущем за последние годы удельном весе работников, занятых во вредных и опасных условиях труда (в частности, медленно, но верно растет доля занятых тяжелым физическим трудом). Сохраняется достаточно высокая концентрация рабочего класса в основных отраслях промышленности. Здесь будет уместно одно сравнение. До Великой Октябрьской социалистической революции крупными промышленными предприятиями считались те, на которых трудились 500 и более человек. На них было сосредоточено 56,6% рабочих, то есть чуть более 2 млн. пролетариев. Сегодня в среднем каждое предприятие государственного сектора в машиностроении и металлообработке, топливной, химической и нефтехимической промышленности по этой классификации относится к числу крупных. А есть еще частные предприятия-гиганты и в черной, и цветной металлургии, и в промышленности стройматериалов, и в тех же машиностроении и нефтедобыче. И заняты на них не менее 5 млн. человек, а 251 предприятие производит 16,8% общего объема производства.
Однако ни высокая численность рабочего класса, ни его концентрация на предприятиях, как и другие объективные условия, автоматически не приводят к превращению «класса в себе» в «класс для себя». А в таком превращении заинтересованы не только сами наемные работники. Активность рабочего класса в борьбе за собственные интересы и результативность этой борьбы неизбежно способствовали бы повышению социального благополучия и наемных работников умственного труда. Более того, это был бы надежный инструмент ослабления криминальности того капитализма, который устанавливается сейчас в России.

«